Поэтому особого успеха у слабого пола нашего университета я не добился. Девочки предпочитали больше таких, как мой приятель-торгаш. Такие были гораздо мягче и податливей, ими можно было управлять, в тоже время и деньги у них водились, да и перспектива у них была лучше. Ведь что меня ожидало в будущем? Тюрьма, как обычного гопника. Девочки уже строят планы на жизнь, когда мальчики вытирают сопли, продолжая играть в войнушку. Но меня устраивало всё, хотя криминальная деятельность вскоре начала сказываться на учёбе далеко не лучшим образом. Что и не удивительно – нельзя служить двум господам, одного обязательно возлюбишь больше. Так что учёба, как и предпринимательство, постепенно перестали меня интересовать.

Отец прекрасно видел, что у меня появились большие деньги. Я тогда ещё не снимал квартиру и мы жили вместе. Я объяснил, что устроился работать в автомойку. Вначале он принял мои слова без возражения. Но ведь отец у меня был священником, а сей род – весьма тонкие психологи. Тем более, он служил и исповедывал уже более сорока лет. Конечно же, он понимал, что занятия в секции винь чунь не прошли для меня даром, видел он и машины, которые заезжали за мной, и братков старше меня на пять-семь лет, с короткими стрижками и колючими острыми взглядами. Однажды он не выдержал и подверг сомнению мои слова о работе в автомойке. Это было холодным мартовским вечером, я вернулся домой с делюги, получив приличную сумму денег. Тогда я хотел пойти с очередной своей подругой в «Планетарий» – модный ночной клуб – и забежал домой перекусить. Отец неожиданно зашел на кухню и в жесткой манере потребовал не врать ему. В его голосе звучали сарказм и раздражение, что вызвало соответствующую реакцию с моей стороны.

Тогда я напомнил ему, что он больше не волен вмешиваться в мою жизнь. Об этом я не любил говорить, но здесь был именно тот случай, когда нужно расставить точки над и:

– Я сдержал свое слово, как мужчина, почему ты теперь не хочешь держать своё?! Дай мне спокойно поесть!

Отец топнул ногой и повысил голос почти до визга, что было для него неестественно: – Я не лезу в твою жизнь, но разве нельзя обходиться без вранья!

– Нельзя! – Я говорил то, что думал, поэтому считал себя правым. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. – Что ты сейчас хочешь от меня услышать?! Точнее, уверен ли ты, что хочешь это слышать?!

Отец помедлил с ответом. – То есть, ты меня жалеешь? Так-так-так. – Он ухмыльнулся. – Спаси Господи, сынок. Мать бы гордилась тобой. Что есть – то есть!

Это был удар ниже пояса – болезненный и суровый. Я покраснел и хотел, было, ответить какой-нибудь грубостью, но взглянул в раздраженное лицо отца и остановился. Я вдруг отчетливо увидел, как он постарел за эти последние годы, его борода была уже белой с редкими черными волосками, глубокие морщины избороздили его лицо. И здесь я почувствовал к нему не жалость, скорее уважение. Словно древний воин он шёл по пути, на который его привёл Господь. Ушла в мир иной его любимая жена. Единственный и долгожданный сын, с которым было связано столько надежд, занимается какими-то сомнительными делами. Его упования на перемены в стране победившего социализма разбились о капиталистическое настоящее. Но он не сдавался, не падал духом и, словно крейсер Варяг, стоял за истину до конца. Мне ли, щенку-сосунку, раскрывать на него рот? Я примирительно улыбнулся:

– Давай потом поговорим, пап, на эту тему. Мне нужно на свидание.

Отец успокоился, но не улыбнулся. Он посмотрел мне в глаза, но я отводил взгляд. Тогда и он улыбнулся, только глаза его не улыбались. – Пригласил бы хоть свою девушку домой, познакомил бы… Я вообще не знаю, чем ты живёшь. Ты в университет-то ещё ходишь? – Не дождавшись ответа, он кашлянул в кулак и вышел из кухни…