Быстро стянула с себя ночную рубашку и панталоны. Поежилась от прохлады и полезла в ванну. Воды набралось совсем немного, потому первые пять минут стучала зубами от холода. Когда вода достигла середины ванны, наконец согрелась и расслабилась. И чего я так расстроилась? Ну, уродина, и что? Можно подумать, я не привыкла к этой внешности. Конечно, хотелось бы верить, что однажды мой организм справится с отравляющим его веществом, а пока мне это даже на руку. Во-первых, вернись ко мне прежний облик, это бы привлекло ненужное внимание со стороны сестер Ордена, а также появились бы вопросы, на которые я вряд ли захочу отвечать. Но, зная методы наших воспитательниц, которые далеки от гуманности и сострадания, правду бы они узнали. И тогда, помимо меня, пострадали бы ни в чем не повинные люди. Те, которые содействовали изменению моей внешности, однако не были прямыми исполнителями. Во-вторых, зависть пансионерок станет сильнее и, следовательно, надзор кураторов и учителей усилится, чтобы, не дай бог, их жемчужина не пострадала и не потеряла своей красоты. А это означает конец свободе, пусть и условной. Помня жалобы Илириты, которую даже в туалет водили под конвоем, такой радости себе точно не желаю.

И в-третьих, знание о том, что подопечная, которую выбрали мои покровители, не уродина, существенно испортит мне дальнейшее обучение. Где гарантия, что первые двое не отзовут свои решения касательно моих направлений, а наоборот, поддержат третьего благодетеля и пожелают поскорее заполучить в свои руки фарфоровую куколку? Нет, я уже привыкла к мысли, что обучаться мне придется три года. За это время, надеюсь, многое изменится.

Наскоро обтерев свое тело мочалкой с мыльным раствором и промыв волосы, я поднялась из ванны. Мое настроение стремительно улучшалось. И чего я хмурилась? Ко мне вернулось зрение! Разве не самый лучший подарок ко дню рождения?

Да, сегодня мне исполнилось восемнадцать лет. Совершеннолетняя.

Покрутив головой в поисках чистого нижнего белья и сорочки, наткнулась взглядом на прямоугольный сверток из белой ткани. Желания разворачивать его почему-то не было. Есть замечательная поговорка: любопытство сгубило кошку. Мне, конечно, было интересно, что же внутри, но я не стала прикасаться к неизвестному предмету. Мало ли для чего его сюда положили, хотя довольно странно, если учесть, что данная комната принадлежит мне. Поэтому, вновь обведя взглядом пространство, обнаружила искомое. Быстро оделась и поспешила из ванной.

– Инари, – удивленно протянула матушка Гелла, – что с твоей одеждой?

«А что с ней не так?» – мысленно подивилась, но промолчала.

– Зачем ты сорочку натянула?.. – Женщина прищурилась. – Ты не стала открывать подарок?

– Подарок? – Это она о том странном свертке?

– Именно, от твоего покровителя. Так же к нему есть изумительное платье, я уже его подготовила.

– Еще и платье? – сглотнула, ожидая самого худшего.

– Конечно, оно очень тебе понравится. Будь умницей, вернись и переоденься. У нас мало времени.

Внутренне вздрогнув, снова вошла в ванную. Мне не нравилось поведение женщины. Она была какая-то чужая, далекая от того образа, который сохранился в моем сердце. Если глаза говорили мне, что это матушка Гелла, то сердце рвалось на части, отрицая причастность этой дамы к ней. Дрожащими руками я распаковывала неожиданный подарок. Кто из покровителей прислал его?

Когда я содрала с пестрой коробки ленту, чуть не вскрикнула. Моему взору предстали нежные, как перышко, творения модисток. Но… Это белье слишком откровенное для пансионерки Ордена Магнолии! Неслыханная наглость – делать такие подарки! Я никогда не принимала одежду от покровителей не только потому, что бунтовала против порядков и устава пансионата, но и от когда-то крепко-накрепко вбитой матушкой Геллой истины: мужчина, одевающий женщину, имеет полное право ее раздеть! Подарить юной девушке нижнее белье – это не просто небывалая дерзость, это оскорбление!