Нагулявшись в тот самый пробуждения день, Малка сидела дома в закатном угасающего дня солнце и все шептала Боянке, нашептывала:

– Ты прости меня, милая, я же и впрямь было уже задумала тебя извести… от безысхода, отчаяния. А ты всегда была заступницей, моей жалейкой. И в лесу меня услышала и отца навела. Ведь тоже ты?.. Не скажешь, а я-то ведаю… Но осталось у нас с тобою дело незарешенное. Составим его и оборвем со стихией связь, пущай натура сама разрешает… – и достала Малка предмет с кулачок, укутанный в бумагу, развернула сыра кусок, нашептала в него, наговорила и целиком Боянке бросила. – Никаких теперя поотсталых, никаких боле утерянных…

Гульнара Василевская. ИРАНСКИЙ СНЕГ

Влюбленный! Гнет соперника суров,

Извечный спутник страсти – боль обид.

Искатель клада – как бы змеелов:

Всегда есть змеи там, где клад зарыт.

В садах печальны стоны соловьев:

Нет розы, что шипом не уязвит.

Хафиз Ширази

– Додо, видишь, молодой человек грустит! Давай погадаем ему! – услышал Александр, когда протискивался через толпу людей, гуляющих в пятничный вечер у входа в гробницу персидского поэта.

Обернувшись, он увидел улыбающегося иранца с зеленым попугаем, сидящем на его руке.

– Всего пять туманов, и Додо вытащит вам изречение великого Хафиза.

Александр протянул деньги. Иранец наклонился и что-то шепнул птице. Додо тотчас же опустил клюв в коробочку, плотно набитую бумажками, и достал сложенный листок розового цвета.

– Да хранит вас Аллах, – откланялся гадальщик, и Александр погрузился в витиеватые строчки.

Фарси он знал в совершенстве. В детстве Саша сражался с воображаемыми греками пластмассовым мечом, весь вымазанный гуашевыми красками, которыми мама раскрасила собственноручно изготовленные из картона шлем и щит. Влюбленный в легендарных персов, он вырезал фигурки воинов и двигал целыми армиями. Конечно же, он был великим Дарием, бился с войском своего знаменитого тезки11, раз за разом спасая прекрасный Персеполь.

Окончив школу, Александр долго не думал – поступил на истфак. И пошла насыщенная экспедициями и научными исследованиями жизнь. Как только появилась возможность, он прилетел в Тегеран на научную конференцию. Раньше на целую неделю, чтобы отправиться путешествовать по стране.

Твое лицо передо мной, о мой цветок!
Ты пахнешь розовой водой, о мой цветок!

Молодой человек пожал плечами, сунул бумажку с предсказанием в карман и вошел в сад. Ночь тихо ложилась на темнеющие вдали горы, оседала на хвое сосен и растворялась в свете фонарей, окружавших мраморную беседку на высоких колоннах. Внутри нее, в саркофаге из прозрачного яздинского оникса, покоился прославленный ширазец.

Воздух пах нежно, уже начинали распускаться незнакомые белые цветы, хотя стоял февраль и по ночам было холодно. Пел высокий мужской голос. Парочки прогуливались по саду и фотографировались. На небе тихонько проявлялись звезды, засеребрился краешек луны.

Скрестив руки на груди и опершись головой о колонну, стоял безутешно влюбленный юноша.

* * *

Следующим утром Александр был в мавзолее Шах-Черах. Ему удалось оторваться от сопровождающего – в этой усыпальнице их приставляли к каждому иностранцу – и двинуться в самостоятельное исследование. Он уже развязывал шнурки кроссовок, присев на ковре, готовясь разуться перед входом в мавзолей, как его лица что-то легонько коснулось. Как птица пролетела и задела его своим крылом. Александр поднял голову и увидел удалявшуюся девушку.

Черная шелковая ткань чадора струилась в воздухе, оставляя за собой запах роз. Зеркальная мозаика дробила и заново собирала изображение, перетекая волной по стенам, чтобы потом снова разбиться на кусочки. Только на миг он встретился с удивленным взглядом больших глаз, прежде чем его настиг сопровождающий. Оказалось, что Александр забрел на женскую половину.