– Димыч, я всё узнал, – сказал мне Костик, когда я поговорил с мамой. – Сейчас мы этот стих найдём в интернете. Я гений, скажи?

И он стал стучать по клавишам.

– А что за стих-то? – спросил я.

– Да Пушкина, про какую-то Татьяну. Ой, гляди, сколько их! – ахнул он. Я посмотрел в монитор.

– Ага! И все про Татьяну. Какой из них наш?

– Не знаю, – почесал в затылке Костик и снова стал звонить Никите Кузнецову.

– Пусть прочитает первые строчки, – подсказал я. Костик поговорил с Кузнецовым и бросился к компьютеру.

– Ты запомнил строчки? – спросил я. – Скажи вслух, а то забудешь.

– Да какие строчки? Он сейчас на тренировке. Говорит, чтоб больше не отвлекали. Сказал только, что этот стих – отрывок из «Евгения Онегина».

– А что это – «Евгения Онегина»?

– Да откуда я знаю? Он так сказал: отрывок из «Евгения Онегина». Там что-то про Татьяну, зиму и снег.

– Ну ладно, давай искать.

И мы стали искать.

– Нашёл, – радостно выдохнул Костик минут через пять. – Похоже, что он. Слушай:

Татьяна (русская душою,

Сама не зная почему)

С её холодною красою

Любила русскую зиму…

– Костик, ты посмотри, какой стих огромный!

Мы стали крутить страницу вниз, а стихотворению не было конца.

– Кажись, это не то, – сказал я.

– Как же не то? – загорячился Костик. – Это Пушкин? Пушкин. Татьяна есть? Есть. Зима и снег тоже есть.

– Всё равно нам не могли так много задать, – упорствовал я.

– Кузнецов же сказал: отрывок. Значит, кусочек от этого огромного стиха, – пояснил Костик.

– Да? И где этот отрывок заканчивается? Докуда учить?

Мы снова стали звонить Кузнецову, но он не брал трубку.

– У кого бы ещё спросить? – спросил Костик.

– Погоди, у меня вроде номер Майзлина был, – сказал я.

– Майзлина? Да он двух строчек выучить не может, – возразил Костик. – У него по чтению двойка.

– Ничего, по учебнику прочитает.

Илюха Майзлин гулял на улице и домой возвращаться не хотел.

– Чего-то там про Пушкина, – сказал он. – И про его Татьяну Евгеньевну. Онегину, кажется.

– Послушай, вот это? – я прочитал ему первые строчки.

– Вроде это… Ну да, снег был. И зима была. Кажется.

– Ну хотя бы скажи, стих длинный?

– Ты шутишь? Да он огроменный!

– Сколько строк? Десять? Двадцать?

– Да там все пятьдесят! Или даже сто! Василькин, отстань ты со своим стихом! Некогда мне.

И мы с Костиком стали учить стих. Мы учили его целых три часа с небольшими перерывами. К десяти вечера моя голова была как чугунная, и я чувствовал, что больше не могу запомнить ни слова. А мы дошли только до сорок второй строчки.

– Всё, я дальше не буду учить, – сказал я. – У меня сейчас голова треснет от этого Пушкина.

– Зачем он такие большие стихи писал? И вообще непонятно о чём, – сказал Костик. – Писал бы себе маленькие, лёгкие и не морочил детям голову.

– Наверно, за большие стихи больше платили.

– Нормально! Ему больше платили, а мы мучайся теперь!

В десять пятнадцать пришла мама Костика, но освободили нас только в одиннадцать. Пока бегали за слесарем, пока вскрывали дверь, пока я ждал папу… Домой я попал только в двенадцатом часу и сразу рухнул в постель. В учебник чтения даже не заглянул. Мне уже было всё равно, сколько строчек мы недоучили.

– Давайте быстренько ответим стихотворение, прямо по списку, – сказала Светлана Алексеевна на первом уроке. – У нас большая тема по русскому, поэтому мы потратим на неё остаток этого урока. Бойко, к доске!

– А что, прям весь стих рассказывать? – мрачно спросил Костик.

– Ну конечно весь. Что за вопросы?

Костик пошёл к доске как приговорённый. Он ещё перед уроком сказал мне, что вообще ничего не помнит. Когда он начал читать, запинаясь на каждом слове, брови Светланы Алексеевны поползли вверх. Класс оживился и зашептался. Когда Костик доковылял до строчек: «Служанки со всего двора / Про барышень своих гадали…», Светлана Алексеевна не выдержала: