Унро был поражен в самое сердце, но ему дали быстро понять, что ничего серьезного не светит. Ростом не вышел, да и с коллегами новенькая принципиально не имела дела.

Джеку она чем-то напомнила Офелию, и он по возможности старался ее сторониться.

В день первого знакомства с Шиповник, не подозревая о том, что к ним идет пополнение — письмо от секретаря кадровой службы, как всегда, затерялось где-то на подходах, — все трое собирались на выезд. Джек попросил Энцу подвязать ему волосы, чтобы те не мешались, а Унро был послан на шкаф: там в коробке лежали запасные артефакты.

Ни молодой человек, упавший со шкафа при виде новенькой — Унро, конечно же, в свойственной ему манере сразу попал впросак, — ни длинноволосый хлыщ, сидевший на стуле, ни мелкая девчонка, возившаяся с его волосами, не внушили никакого доверия или уважения Шиповник. С первого взгляда девушка поняла, что тут будет очень сложно.

Придется как-то привыкать и наводить порядок, а еще донести до этих людей, что неформальные отношения на работе не комильфо.

Да и смеяться так громко и часто тоже не следует.

При выборе места практики Шиповник посчитала этот отдел довольно перспективным: из-за недавних событий и малочисленного персонала у нее будет больше возможности для продвижения выше. Учиться ей оставалось всего полтора года, а близость к архиву и экспериментальным площадкам Птичьего павильона в следующем году поможет в написании дипломной работы.

Тут же было… все неправильно.

Никакого начальника.

Никакого распорядка дня и четкой организации работы.

Идиотские шутки и розыгрыши. Халатное отношение к делу.

Да еще и сам флигель. Шиповник специализировалась в одном из направлений пространственной магии и потому сразу поняла, что вокруг здания еще остались некоторые аномалии. Она написала заявление в техническую службу — и через неделю после того, как ей так и не ответили, попробовала исправить аномалии сама.

Еще три дня после этой — как ей казалось, удачной — попытки Шиповник приходилось звонить на мобильный Энце и просить встретить ее у входа: флигель отказывался появляться.

Потом все наладилось, но некоторые шутки флигель продолжал выкидывать — иногда можно было зайти не в ту комнату, что планировал, или потерять дверь от архива. Буквально потерять. Порой пропадали окна на первом этаже, и тогда в срочном порядке Энца и Унро хватались за швабры и отмывали до блеска полы на всех этажах.

Некоторое время после уборки шуток с переходами и пропажей становилось гораздо меньше.

Унро говорил, что здание любит чистоту, а Шиповник сердилась и спорила: у зданий не бывает любви или ненависти, у них даже души нет, и это доказано множеством исследований.

Если Унро уже стал своим за этот месяц, окончательно завоевав сердца напарников чудесным умением из остатков подсохших в холодильнике продуктов готовить отличные бутерброды в микроволновке, то Шиповник вовсе и не хотела стать «своей».

Кое-как в отделе установилось тяжелое перемирие, разбавляемое все более частыми отсутствиями Джека и его постоянными опозданиями. Раньше чем через месяц Шиповник перевестись на другое место не могла, на этот счет для студентов были строгие правила, так что девушка, сжав зубы, держалась.

Однако именно Шиповник нашла ту странную закономерность, которая стала головной болью всего отдела на долгое время.

— Руки из стены? — сердито фыркнула она и бросила очередную бумагу в стопку слева.

На ее столе ровной шеренгой высились пять стопок с делами, заявлениями и запросами. Несмотря на титанические усилия Энцы и Унро в прошлом месяце, поток бумаг, которые нужно было обработать, все еще не иссяк, и в нем по-прежнему попадались запросы, датированные июнем, июлем и даже маем.