На улице уже темно, я понятия не имею куда забрел. Нос распух и все болит. Реву.

– Ты чего это наш овраг соплями топишь?

Я поднял голову. Передо мной зайчонок. Морда у него важно-возмущенная. Очки на носу.

– Я к маме хочу! Я потерялся! – обида хлынула из глаз.

– Ты такой здоровый. Ты в десять раз больше меня и к маме просишься?

– Я маленький еще, – что за вредный тип. – Просто медведи же крупные. Это вы зайцы – мелкотня.

– Попрошу не задевать заячье достоинство! Я могу расценить это как публичное оскорбление!

– Слушай, раз ты такой умный, может, поможешь добраться мне до дома?

– А где ты живешь? – сжалился надо мной ушастый.

– Дремучий лес, берлога №5.

Заяц отвел меня домой, где меня ждали родители. Папа хотел было сначала рассердиться на меня, но увидев мой распухший нос, сжалился и потрепал за ухо. Мама сделала мне лечебные примочки из подорожника и уложила спать. Вот так закончился мой первый поход за медом.

– Прыгуня, собирайся быстрее!

– Чего ты так спешишь, Пузяша? Подожди, дай мне главу дочитать.

– Да, что ты не понимаешь, срочное дело есть. Торопиться надо!

– Куда? Что случилось?

– Бежим на тайную поляну, – прошептал я другу на ухо.

– На поляну? – удивился он.

– Да, по дороге все расскажу.

Мы выбежали из заячьего дома и побежали. Прыгуня всю дорогу расспрашивал. Ему хорошо – он раз, два, прыг, скок и на месте, а я пока свой животик перекачу… Запыхался дорогой, слово из себя вымолвить не могу. Добрались до тайной поляны. Спрятались в кустах. Сидим не шелохнемся.

– Ну чего такого срочного, шептал Прыгуня, щекотя своими усами мне ухо.

– Ой, хи-хи, – еле сдерживался я. – Смотри сам, да уши свои настрой, чтобы ни словечка не пропустить. – Я сегодня подслушал, как папа с мамой говорили о лихе, что в нашем лесу поселилось.

– Лихо в нашем лесу? – уши зайца задрожали. – Лииииииииихо?

– Да, – почти беззвучно ответил я. У меня от страха тоже все задрожало внутри.

Мы сидели в укромном месте. Никто из взрослых нас не видел. Мы и раньше с Прыгуней подслушивали, это была наша с ним большая тайна. Мы видели всех, кто приходил на тайную поляну. Мой папа, хранитель леса, важно сидел на бревне и невозмутимо смотрел. Это был его коронный взгляд, который он долго репетировал дома перед зеркалом. Я подглядывал за папой. Он смотрел на свое отражение и пробовал разные лица. То хмурил брови и становился суровым, то задирал выше нос и становился немного надменным, то поднимал брови вверх и становился грустно-сочувствующим. Под каждое лицо у него была своя фраза:

– Я вас слушаю. Говорите о своей беде. Сочувствую вам дружище – брови вверх, а глаза почти со слезою. Потом лицо менялось на приветливое с улыбкой, – Какая радость! Это великое счастье для нашего леса! – Брови съезжали к переносице, нависая над глазами, шло следующее грозное лицо, – Как вы посмели? Законы Дремучего леса одинаковы для всех! – Ну и, конечно же, фирменное лицо – великодушно-выскомерное справедливого правителя, – Я слушаю вас братья! Давайте выслушаем каждое мнение.

Мы с Прыгуней любили придумывать прозвища жителям леса. У одного жителя от нас могло быть несколько прозвищ.

– Смотри, Прыгуня, вот на поляну идет невозмутимый серый волк – нос по ветру, зубами щелк.

– А вон плывет солнце рыжее, мистер важный лис.

– А вон бежит коротколапый господин вонючка, – засмеялись мы с Прыгуней, увидев хомяка, спешащего на собрание.

Мама мне говорит, что обзываться не хорошо, можно обидеть. Но если обзываться, так, чтобы никто не знал, то ничего обидного и нет. Если мне, вдруг, становится стыдно за эти проказы, я убеждаю себя, что если не обозвал в лицо, значит, и не обидел.