Ровно за пять минут до назначенного срока из ворот посольства вышел я. Одет я был намного теплее, чем стоило бы в такую жару, но иначе невозможно было скрыть ни бронежилет, ни пистолет. Вдобавок к этому у меня имелся маячок, позволяющий отслеживать мое местонахождение в пределах пары километров. Он был приклеен прямо к телу на ноге – нечто вроде пластыря. Обливаясь потом, расстреливаемый прямым солнечными лучами, я преодолел дистанцию от одних ворот до других, мельком оценил ситуацию на улице (переборщили, у всех нервы на взводе, а пальцы – на курках) и несильно постучал в окованные железом двери британского дипломатического представительства. Выглядело это глупо, но эти игры так и играются.

Дверь открылась почти сразу, и в десятке сантиметров от своего живота я увидел дуло автоматической винтовки «Стерлинг». Рыжий тонкошеий уроженец Соединенного королевства нацепил большой кевларовый шлем с маскировочной сеткой на нем, и от этого по его лицу пот тек буквально ручьями, а сам он, в шлеме и в бронежилете, находился на грани теплового удара. Если бы не винтовка, всё это было бы достаточно комично.

– Сэр?

Выговор я узнал – типичный bite[18]...

– У меня встреча с сэром Уолтоном, – сказал я, – извольте доложить, молодой человек.

Молодой человек был, видимо, или слишком плохо воспитан, или слишком напуган – он захлопнул дверь перед моим носом, и я остался стоять на солнцепеке. Если этот bite не вернется вовремя, то солнечный удар грозит уже не ему, а мне.

Сэр Уолтон не заставил себя ждать – не успел я вытереть лицо (рукавом, извините, платок был мокрым насквозь) в третий раз, как калитка в двери распахнулась, и наружу выглянул сэр Уолтон Харрис.

– Сэр, добро пожаловать на землю Британии.

– Спасибо, – я шагнул внутрь, – признаться, сэр, я бы сейчас предпочел хоть на минуту оказаться где-нибудь на Земле Королевы Мод[19].

Посол рассмеялся – мне показалось, что искренне.

– Вы не одиноки в своих желаниях, сэр. В беседке сервирован столик для чаепития. Горячий чай[20], он лучше всего спасает от жары. Пройдем сразу в беседку, господин посол, или всё-таки посмотрим сад?

– Не осмотреть такой сад было бы кощунством, сэр.

Под мышкой у сэра Уолтона зажата небольшая папка.

– Тогда прошу, сэр.

Оставив позади нервничающего йоркца, мы неспешно направились в глубь сада.

Сад и в самом деле был хорош – в России таких не было. В России вообще очень мало регулярных садов, не лежала к этому душа у наших. В типичном русском поместье был парк, где деревья, в том числе экзотические, росли, как им вздумается, а все вмешательство человека ограничивалось подкормкой, борьбой с вредителями и сбором хвороста. Русские не вмешивались в природу, они не пытались придать дереву форму шара или куба, они просто принимали дерево таким, какое оно есть, и жили рядом с ним.

Это кстати характерно и для других сторон жизни. В отличие от британцев, мы не пытались сделать русскими, например, турков. Турки оставались турками и были такими же полноправными подданными Его Величества, как русские. Да, были законы общие для всех, и их полагалось соблюдать. Да, на Восточных территориях в некоторых местах местными законами, например, от женщин требовалось ношение паранджи – и закон уважали, а полиция следила за его исполнением. Ношение паранджи было обязательным по закону в Мекке и Медине, а это крупные города с населением несколько миллионов человек каждый. Но одновременно рядом росли огромные космополитичные города – Константинополь, Багдад, Измир, Бейрут, Дамаск. Кто хотел, тот мог просто уехать туда и жить уже не в девятнадцатом веке, а в двадцать первом, не носить паранджу и заниматься сексом до брака. Если кому-то не везло и он родился содомитом, то мог уехать в Варшаву, где принимали и таких. У каждого было самое главное – был выбор. А вот если кто-то пытался воспрепятствовать этому выбору, те же исламские экстремисты, которые заявляли, что русские совращают арабскую молодежь, вот тут уже вмешивалось государство. Потому что у каждого было право выбора, где и как жить, и остальные должны были этот выбор уважать. Нельзя силой загонять молодежь в рамки каменного века.