– Например? – уточнила Бретта.

– Скажем, шизофрения, – на Штиллера уставилось две пары изумлённых глаз, – или оомекский наоборотец. Испугаться наоборотца – нормально.

– Бояться глупо! – безапелляционно объявила наёмница. – Действовать надо. Бить. Или убегать. И возвращаться в хорошей компании.

– Да я не про такое. Возьмём шушунов…

– Буэ, шушуны, не надо мне, бери сам! – Бретта торопливо смахнула воображаемую пыль с рукавов, как делали суеверные прачки, отгоняющие призрачных рыб.

Ненка захихикала.

– Грязная мелочь, – наёмница вздрогнула и подобрала ноги в мягких сапожках, добротных, но знавших лучшие времена.

– Ага, – улыбнулся и Рен, – моя бабка никогда бы не заснула в доме, где завелись шушуны. Они, говорят, переносят чесотку. Увидеть шушуна вечером – к неудаче в игре, а поутру – к зубной боли…

– Шушуны съедят твои сны, – вспомнила Ненка.

– Точно! Они, говорят, ещё пьют кровь новорожденных, высасывая её из пяток, – он заметил, что Ненка закивала: тоже слышала. – Поэтому детям пеленают ножки. Шушуны омерзительны, этакие куколки без глаз. А на самом деле эти малыши совершенно безвредны, «видят» всей кожей гораздо лучше нас. Мне, например, смешон и тот, кто при виде шушуна визжит да на стол лезет, и тот, кто за ними с метлой гоняется. А ты как, Бретта, бьёшь али за подмогой бежишь?

Бретта сумрачно повела носом, послала загадочный взгляд, означавший, видимо: «Стань шушуном – узнаешь».

– Тебе проще, ты превращаться умеешь, – вспомнил Рен толстяка и глухого хрюня. – Как ты это делаешь, кстати? Или от рождения полиморф?

– Сам полимор. Кто такой вообще? – девушка вгрызлась в яблоко.

Штиллер наблюдал, как она расправляется с глянцевым бочком и был счастлив непонятно отчего.

– Меняющий внешность, перевёртыш, – пояснил он.

– Нет, – помотала головой наёмница, – это всё гостевые ворота Гильдии. Они заколдованы так, чтобы не узнать, с кем говоришь. А, ясно, ты думал, я превращусь в бугоя или в Морскую Змею и всех спасу? Хе-хе… Твоя очередь. Рассказывай, зачем ты-то ввязался в это пропащее дело? Я, например, сестрёнки её, Мерре, лучшая подруга, родители их меня подкармливали, когда… Когда голодная была. А ты тут какой выгоды ищешь? По-ключниковски тебе разумнее было бы оставить всё, как есть. Дом с жильцами не запрёшь, за него тебе не заплатят, правду говорю?

– Не заплатят, точно, – Рен потёр лоб. – Что же теперь делать? Придётся, видимо, обойтись без вознаграждения и ложиться спать голодным.

«Почему я здесь, в опасном соседстве с чудовищем из ямы? Как вообще люди принимают решения, что делать дальше?..

Разумный человек остался бы, вероятно, в трактире, разведал обстановку, выяснил, кто в столице профессионально спасает сироток… Храм Морской Змеи, наверное. Наградили бы ещё за духовные заслуги. Брось, ты же прекрасно понимаешь, что не смог бы оставить дитя сидеть под столом. Нельзя жить дальше после этого. Так что ты просто позаботился, чтобы не пришлось возвращаться к столу и доставать из-под него малышку. Позже её там, чего доброго, не оказалось бы. Ничего ужаснее и придумать невозможно. Этот стол будет следовать за тобой неосязаемо всю жизнь. В виде персонального призрака на четырёх дубовых ножках».

Объяснить эту мысль было непросто, и ключник промолчал. Бретта пожала плечами.

– Дело твоё. Держи при себе свои секреты. Обычно и мне чужие дела побоку, просто хочется примерно себе представить, насколько далеко ты планируешь пойти, чтобы вот этой девочке помочь.

– Понятия не имею, – признался Штиллер.

– Честный, – выдохнула Бретта. – Буду иметь в виду. Ненка, где у вас чайник? Чаю заварим, что-то у вас изо всех углов дует.