Тихонько открыла дверь в комнату. Соседки сладко спали. Все трое видящие, как и я. В общежитии селили по типу магии, ну и по полу, конечно. Девичьих комнат было всего десять. То есть, сорок видящих девушек и шестьдесят парней. Мастера жили этажом выше. В Академии их было тридцать человек на все три курса. Ничтожное количество, даже при том, что мастера обучались в ней три года, против одного для видящих.

Я пришла сюда одиннадцать месяцев назад в первый день осени и уйду, очень надеюсь, через месяц, унося тайну с собой. «А Кристану придется учиться еще год», – вдруг всплыла в голове странная мысль. Я быстро прогнала ее прочь. Какая мне разница, сколько ему еще учиться. Мастера и видящие – так же далеки друг от друга, как земля от солнца. Первые – высокомерные снобы, которым несказанно повезло в жизни. После учебы каждому дадут в распоряжение половину провинции, замок, слуг и кучу денег. А мы, видящие, будем их обслуживать, выискивая для них потоки.

Проверила на всякий случай кровать. Кто знает, что туда могли положить соседки, пока я отсутствовала, хотя, когда я уходила, они уже спали. Но ни мусора, ни крошек из столовой, ни иголок на простыне не было. Я разделась и вытянулась на постели. Спать оставалось всего три часа.

– Вставай, уродина, на лекцию опоздаешь.

Я открыла глаза. Надо мной нависала Рата, первая красотка среди видящих. По крайней мере, она себя ею назначила. По странному стечению обстоятельств Рата жила в одной комнате со мной. Про «уродину» это она, конечно, приврала. Уродиной я не была. Но, по обыкновению, пропустила её высказывание мимо ушей, лишь пробормотала глухо:

– С чего это ты такая заботливая?

– Нечего тебе делать в пустой комнате, – фыркнула она, – ещё стащить что-нибудь…

Ну-ну… Кроме косметики, которой у Раты было больше, чем у всех девушек вместе взятых, воровать было нечего. Из привезённых домашних вещей нам разрешили взять в комнату лишь необходимое, помещающееся в небольшой саквояж. Ни одежды, ни тетрадей, ни украшений, ни еды брать не позволялось. По приезду, каждого отводили в отдельную комнату, заставляли раздеваться, одевать форму, а свою одежду и обувь складывать в коробку. Их нам выдадут после окончания учёбы. Чтобы оставить перчатку, пришлось пойти на конфликт с комендантом, добиваться встречи с ректором, слёзно умолять май Орниса, показывать шрамы, не до конца, конечно. Ректор разрешил, иначе даже не знаю, что бы я делала. «Как в тюрьме», – подумала я тогда и ещё больше невзлюбила Академию.

Нам даже нельзя будет забрать свои же собственные конспекты после выпуска – «Знания должны оставаться в голове».

Дедушка-ректор был неплох, заботился, как умел, пытаясь поддерживать порядок и старые традиции – все ученики равны. Вещал, что сотню лет назад даже имена ученикам давали другие, чтобы совсем обезличить.

«В Академии нет статусов, денег, положения, есть только учащиеся», – несколько раз повторил он на вводной лекции.

Но ученикам на его потуги было плевать.

В этот раз в столовой народу было немного. Основная часть уже поела и разбежалась по лекционным залам. Я направилась к раздаче, краем глаза осматриваясь, выискивая угрозу. Однажды я отвлеклась, и с меня чуть не сдернули перчатку. Георг подговорил одного из своих дружков. Слава пряхам, я вовремя сжала руку в кулак, не давая полностью её содрать, а правой взяла с чьего-то стола стакан с чаем и перевернула на голову парня. Тот сразу же потерял интерес к моей руке – появились другие заботы. Кристан сидел за своим обычным столиком у стены, с тремя мастерами. Когда я проходила мимо, он вдруг поднял голову и произнес громко и чётко: