Но россказни сестрички я уже не слушала. Привыкла к её болтовне, которая сейчас выступала для меня скорее фоном. А сама сосредоточилась на предстоящей работе. После смены чувствовала усталость. Но уж если меня вернули и пригласили в операционную, значит, случай действительно неординарный.

Пациент уже лежал на операционном столе, всё было подготовлено к операции. Увидев прискорбные лица коллег, я поняла, что ситуация критическая и не требует промедления. Пока проводила обработку рук, дежурный хирург, который недавно принял у меня смену, вводил меня в курс дела, и рассказывал подробности о состоянии юного пациента.

А дальше меня ждала скрупулёзная ювелирная работа за операционным столом. Расслабиться и выдохнуть было некогда. Состояние мальчика было критическим. Периодически падало давление.

Нервозности всей нашей бригаде добавляло ещё и то, что я оперирую уже фактически после своего дежурства, уставшая, вне своей смены. По идее, этого делать нельзя. Но я знала, была уверена, что с данным случаем Аркаша без меня не справится. И он это понимал, не зря Лерочку ко мне послал. Но вот если что-то случится с мальчишкой, нам всем не поздоровится.

В моей семье я врач в третьем поколении. И вся моя многочисленная родня в основном хирурги. Только бабушка выбилась из общей массы. Она у нас акушер-гинеколог. А вот дедуля, мама, папа и я – хирурги. Как это ни пафосно звучит, других вариантов профессии с детства в отношении меня даже и не предполагалось. Всё моё детство проходило в обсуждении пациентов и интересных случаев в хирургической практике. Довольно часто мама меня брала к себе в клинику, ведь порой сидеть со мной было некому. Сколько себя помню, всегда мечтала быть врачом, как и мои родные. Выбрала профессию и ни на минуту, ни разу в жизни не пожалела об этом. Хоть мой муж Тимур неоднократно меня упрекал за гиперответственное отношение к работе и то, что она отнимает много моего личного времени и сил. Но на тот момент я не понимала, чего именно он от меня хочет. Мне, как молодому специалисту, чрезмерно важно было доказать свою профпригодность, получить самостоятельный допуск к операциям, а потом на протяжении нескольких лет планомерно доказывать себе, маме, всем своим родственникам, что я в хирургическом деле лучшая, что я могу!

И я смогла. Стала. Сейчас все ювелирные и сложные операции наш главврач доверяет только мне. Да и коллеги по блату родственников именно ко мне на операцию определяют. Разве это не показатель?

Другой вопрос, что моя работа за эти годы стала для меня всем, и заменила мне личную жизнь. Особенно после того, как разбился Тимур.

Операция длилась более четырех часов, но я осталась собой довольна как никогда. Всё сделала ювелирно, аккуратно. Малец стойко выдержал операцию. Теперь дело осталось за его организмом, надеюсь, он справится.

– Держись! Борись за жизнь, слышишь, не сдавайся! – прошептала на ухо я мальчишке.

Вышла из операционной, только сейчас осознавая, что за эти долгие четыре часа у операционного стола с меня семь потов сошли. Теперь я безмерно уставшая, потная, но крайне довольная собой.

– Аркадий, сам с родней объясняйся. Я домой. Моя смена давно закончилась… – сказала я, и вышла из операционного блока.

– Что с моим сыном? – Ко мне подбежала симпатичная брюнетка с заплаканным от горя лицом.

– Сейчас выйдет Аркадий Анатольевич и всё вам расскажет. – Сказала я и собиралась было пройти, но дорогу мне перегородил крупный широкоплечий высокий мужчина. Он, прожигая меня почти насквозь взглядом, спросил: