И снова засмеялись Бухаил и пенек Решето. Ник-Ник вышел из себя и сплюнул прямо на пол, хотел даже уйти, да опомнился. Куда тут уйдешь? Даже если темные отпустят, свои не помилуют. Феропонт ждет результатов.

– Ну чего закрутился? Или обиделся, что сесть не предложили, не попотчевали? – вкрадчиво спросил Бухаил. – А то, можа, тебе и баньку протопить? Какой-то ты грязный. Плащик рваненькой, в штанцах только от долгов бегать, а уж сапожки-то – позор один… Бабьи сапожки.

Ник-Ник опять сплюнул и вдруг с маху уселся прямо в подозрительного вида мох, покрывавший «пол» пещерки.

– Хорошо, не с делом, с просьбой я пришел. Только просьба эта и вам будет интересна.

– Решето! Да наш мальчик умнеет прямо на глазах! – восхитился Бухаил и по-кошачьи спрыгнул с пенька, опустился на четыре лапы рядом с хозом. – Решето, не спи!

– Не сплю, – ответил пень. – Пусть говорит, сожрать успеем.

– Я ищу бродника. Рыжего бродника по имени Белка Чуй.

– А нам с того что?

– Перстень у него есть. А на перстне том… – Ник-Ник вытащил из кармана плаща приготовленный листок с рисунком. – На перстне – вот такой символ.

– Ну-кась…

Бухаил выхватил листок и, не глядя, протянул его за спину, показывая Решету.

– Чего?

Решето быстро проговорил что-то на неизвестном Ник-Нику языке.

– Ну мало ли кто что нарисует, – усомнился Бухаил и так же, не заглядывая, вернул листок хозу.

– Истинная Руна! – пояснил Ник-Ник и даже сверился с листком: тот ли? Тот. – Это же не шутки!

– Мало ли кто что от скуки случайно накорябает, – повторил Бухаил. – У тебя вон все руки в перстнях, мертвые головы да драконы, и что? Носи на здоровье.

– Нет, нет, нет! – помотал головой Ник-Ник, собираясь с мыслями. – Тот перстень не простой! Потому что… Вот послушайте!

Григорий надраил специальной тряпочкой краники на кухне и в ванной, дверные ручки по всему дому, даже спусковой рычажок на унитазе. Пыль протер везде, полы мыл трижды. Постели заправлены, кантик набит, мебель выровнена по нитке. Вроде бы не к чему придраться.

– Кой черт занес меня к этим инопланетянам?..

Боясь трогать стулья, Гриша опустился на шкуру йети в гостиной и утер пот той же тряпочкой. Никаких часов он в доме Ийермуска не нашел, но предполагал, что немного времени еще есть.

– Бежать… – прошептал он. – А как бежать, куда бежать… Ничего не понятно.

Надо же было такому случиться: напиться пьяным и очнуться в спасательном боте, уносящем на Сириус руководителя неудавшегося Вторжения. В одно недоброе мгновение решиться бросить уютную квартирку в Москве, работу – глупость какая! К звездам захотел… Вот тебе звезды. Еще по дороге проклятый семипалечник заставлял и готовить, и убирать, и чуть ли не сказки рассказывать, зато обещал показать иной мир, чудеса миллионолетней цивилизации… И вот они, чудеса: устроил домашним питомцем, по совместительству домработницей, на Сириусе это обычное дело. Причем Гриша пошел на все добровольно, ведь в противном случае рассматривался бы как дикий зверь, подлежащий уничтожению.

Немного отдохнув, Гриша поднялся и задумчиво прошелся по комнатам. Дом в целом был довольно обычным. Ну, мебель немного другая, ну, полы не везде ровные (как же он измучился сушить лужи в углублениях! Неужели они за миллион лет не придумали хотя бы пылесосов каких-нибудь для этого?), ну, сантехника не под человеческие задницы приспособлена. В остальном – жить можно. Но вот за дверью начинался Сириус, да такой, что в страшном сне не приснится.

Граждане подразделялись на шестнадцать сортов, не говоря уж о «тиро», «блэро» и прочих заморочках, которые то ли расы, то ли нации… Каждый должен выполнять при встрече с соотечественниками довольно сложные ритуалы, которые роднило только одно: все они заканчивались совместным воплем «Слава Императору!» Как семипалечники не путались в этом бардаке, Гриша не понимал. А может, и путались… Во всяком случае рев на улицах стоял постоянно: «Слава!» да «Слава!» Всю дорогу от космодрома они шли пешком, а это около пятнадцати километров, по Гришиным прикидкам, да еще на каждом шагу надо или кого-то приветствовать, или принимать приветствие, и орать, орать… Григорию тоже пришлось кричать, он потом два дня хрипел. Или больше? Тут не поймешь.