А ты сучка крашенная, своих волос на голове с три пердинки в шесть рядов, на мои позарилась? Неужели, только из-за этого сдала Инквизиторам?

— Ах ты падаль, стукачка, — выплюнула со всей скопившейся ненавистью. – Позарилась на мои волосы? Свои отрасти, лысая курва.

— Вы слышали? Слышали, господин инквизитор? Она же меня только что прокляла! – Заверещала словно резанная контролерша, поспешно ощупывая свой редкий грязный мышиного цвета пучок на голове.

Инквизитор, одной рукой удерживая меня, другой что-то вытащил из кармана.

— Открой рот, сучка, — прорычал уже не молодой, обрюзгший служитель закона, с выпирающим поз засаленным черным кителем пузом.

Я упрямо сжала губы, воспротивилась всеми фибрами души, чтобы вот это убожество пихало мне в рот хоть что-то.

Инквизитор поднес к моему рту серебряный шарик с ремешками. Заставив лишь еще крепче сжать рот.

Афазор.

Ни за что не допущу, что бы в меня засунули эту дрянь. По слухам, неправильно настроенный афзор лишал голос, насовсем.

Поэтому, я затрясла головой, насколько позволяла хватка мудака в черном кителе.

Ни за что.

Никогда.

Я наконец, отмерла, осознала, что меня вот вот поймают инквизиторы, а из их застенков уже не выбраться.

И забилась в руках этого урода в кителе, замотала головой, изо всех сил вырываясь, пытаясь освободиться. Сбежать, да хотя бы из окна выпрыгнуть на полном ходу, куда угодно, лишь бы подальше от них.

Хоть обратно к тем демонам, что в течение месяца терзали мое тело каждую ночь. Теперь, они казались мне наименьшим злом.

Если бы я тогда знала, насколько окажусь права.

Похоже, инквизитору надоело мое сопротивление, он понял, что одеть мне на рот афазор не выйдет, и пошел другим путем…

Я поняла это лишь тогда, когда послышался щелчок замка, и мою шею стянул стальной серебряный обруч…

Ошейник подчинения, успела подумать я, прежде чем застыв, прекратила сопротивляться, и покорно застыла каменным изваянием. Не смогла даже моргнуть без команды.

Нет, мысленно я боролась изо всех сил, ругалась и царапалась словно кошка, но больше не двигаться. Вообще. Ни рукой, ни ногой, ни головой.

Лишь осела на колени у ног инквизитора, глотая безмолвные слезы отчаяния.

Взглядом выражая всю сжигающую меня изнутри ненависть, как к этому уродливому служке закона, так и к чертовой худосочной контролерше аэропоезда.

Я перестала управлять собственным телом, и словно марионетка в руках кукловода, послушно выполняла все команды чертового инквизитора.

— Вот так-то лучше, сидеть. – Мое тело вопреки воле разума осело на пол купе. – Молодец, хорошая ведьмочка. А теперь, открой рот. – Рот открылся сам по себе. – Умница.

Инквизитор мерзко ухмыляясь, показал шарик с гладкими широкими ремешками.

— А теперь, будь хорошей девочкой, ведьма, и прими по доброй воле афазор. Будешь сопротивляться его действию, будет больно. Ты же не хочешь, чтобы было больно?

Я в настоящий момент хотела, жаждала лишь одного, оказаться как можно дальше отсюда, вернуть контроль над собственным телом, ну и так по мелочи… отомстить этим ублюдкам.

— Открой рот, ведьма, и прими по доброй воле афазор. – Рот я открыла, а вот насчет доброй воли… хрен вам.

Не отдам свой голос.

Инквизитор буквально воткнул мне в рот гладкий серебристый шарик.

— Сомкни губы, — приказал ублюдок, и мой рот автоматом сомкнулся на холодной матовой поверхности. Для предосторожности, инквизитор потянул за ремешки, так что шарик как можно глубже вошел в мой рот, и застегнул серебристые полоски на затылке. Послышался щелчок фиксатора, все нарастающее жужжание. От затылка по ремешкам прокатилась все возрастающая вибрация. Она все нарастала и нарастала, концентрируясь на шарике у меня во рту.