Словно я вся состояла из насквозь промерзшего дерева, с трудом подняла руки и запустила пальцы в волосы, показавшиеся мне по-чужому мягкими, с силой провела ото лба к вискам, натягивая пряди до боли. Почему-то мне почудилось, что ситцевая лента, которой я переплела косу, слишком стягивает ее и душит меня, и я начала выпутывать, а потом и выдирать бант, разрывая волоски, пока не швырнула всю ленту себе под ноги, как дохлую белую змею.

Я остолбенело глядела на нее – светлая полоса на черной траве, - и вдруг поняла, что распущенные теперь волосы липнут к щекам. Я беззвучно плакала.

Ноги не держали. Я тихонько опустилась на валун, у которого росла душистая мята – любимая трава Теа, аромат которой сейчас вызывал тошноту, - и вцепилась бесчувственными пальцами в шершавый камень. С отвратительным скрежетом провела по прожилкам ногтями, от чего меня передернуло, и закрыла глаза. Кажется, пошатнулась, заваливаясь назад – и уперлась в Келлфера.

Он тяжело положил мне руки на плечи и, ничего не говоря, застыл так. От ладоней мужчины распространялось тепло – оно текло по шее, ключицам и вниз, к животу. Я позволила себе откинуться назад еще, только подбородок прижала к груди, чтобы не видеть лица того, кто только что разрушил все, во что я верила – и спас меня.

Почему-то присутствие Келлфера придавало мне сил. И спине уже было не холодно.

Мужчина молчал – ждал, пока что-то скажу я или не хотел разрушать тишину. Мне хотелось обвинить его, закричать, с издевкой спросить, почему он не смеется надо мной, такой дурочкой, но вместо этого я тихо прошептала, не обвиняя:

-Вы уничтожили мой мир.

-Мне жаль, - донесся сверху его негромкий голос. – Однако могу предположить, что суть твоего мира не была в служении одному месту. Ты можешь наполнить жизнь другим смыслом.

-Я была счастлива здесь, - медленно проговорила я.

-Ты будешь счастлива и в других местах, - предположил он. – У тебя впереди вся жизнь.

-Ничего больше чувствовать не могу, - срывающимся на плач шепотом возразила я.

Я не видела лица собеседника, и мне казалось, что я спорю то ли с темнотой, то ли с чем-то внутри меня самой.

Келлфер пошевелился. Затем я на миг потеряла опору – он наклонился ко мне, обнимая сзади. Рука скользнула по голой коже шеи, по плечу. Это был поддерживающий жест, в котором не было похоти.

-Это не так, Лариана.

Его лицо почти касалось моего затылка. Вот ветер взметнул пряди вверх, мазнув меня ими по носу, и мне даже показалось, что они темно-рыжего цвета, но потом я вспомнила, что он собирает волосы заговором.

Тогда я обернулась – и Келлфер оказался совсем рядом.

-Я ненавижу вас? – спросила я, отчаянно глядя в его глаза.

-Нет, - тихо ответил он. – И ты не ненавидишь Теа, даже если сейчас думаешь так. И это место. И себя, ведь ты не совершила ошибки, решив посвятить свою жизнь исцелению и помощи людям. Ты просто потеряна. Но твой мир – это ты. И ты осталась собой.

Я сморгнула слезы, пытаясь осознать его слова.

-Вы сейчас предложите мне другой смысл? – горько спросила я Келлфера. – Как когда-то Теа. Объяснила мне, как ребенку: вот зло – вот добро. Теперь вы скажете, что все иначе.

-Не скажу. – Келлфер убрал танцующий у кончика моего носа локон. – То, что вы делали здесь – реально. Ты – лекарь, и по таланту, и по призванию. Я не дам тебе ответов, потому что ты знаешь, что есть добро, лучше меня.

И с этими его словами я ощутила такую пронзительную благодарность, что слезы снова хлынули из глаз. И тогда мужчина снова прижал меня к себе, только теперь похлопывая по спине, как маленькую, а я плакала, плакала, плакала...