Мама и папа были уверены, что их доброта и ласка излечили мою душевную болезнь, когда я, наконец, впервые заговорила с ними, повторяя некоторые, часто употребляемые ими, слова. На самом деле, я просто постепенно начала немного понимать незнакомую речь. Но, не имея переводчика или учителя, на то, чтобы свободно общаться с людьми, как местная жительница, у меня ушёл не один год.  

Когда отец нашёл мне жениха, очень достойного, с его точки зрения, мы всей семьёй немедленно собрались и отправились к нему и его родне, на смотрины. А, если бы они прошли хорошо, то сразу и на помолвку.

Я даже не собиралась сопротивляться воле приёмных родителей, думая: «Смотрины, так смотрины. Почему бы и нет? Возможно... Даже, наверняка! Жених мне понравится. Ведь папа не мог подобрать мне кого-то неподходящего».

За минувшие годы я привыкла с благодарностью принимать всё, что приёмные родители делали для меня. К счастью, хватило ума понять, как мне сказочно повезло, что эти люди сначала поддались милосердному порыву забрать пострадавшую от оборотней сироту из дома для душевноюольных, взяли к себе больного ребёнка, а потом - искренне привязались ко мне.

Вчера утром, в купе, я сидела непривычно нарядная и невероятно взволнованная, не только впечатлениями от своего первого в этом мире осознанного путешествия, но и полная ожиданий и неясных надежд на встречу, так сказать, со своим прекрасным принцем на белом коне. К сожалению, в прежней жизни, несмотря на возраст, опыта отношений с противоположным полом я не приобрела, принца к двадцати пяти годам так и не встретила, хоть ещё надеялась на кого попроще, учитывая свою прежнюю внешность. Зато в этой жизни, мой внешний вид вполне соответствовал прежним безнадёжным мечтаниям: мелкая, худая, хрупкая, глазастая блондинка с густыми волосами до колен. Разве не такие девушки – мечта любого мужчины? Я была почти уверена, что понравлюсь возможному жениху и с нетерпением ждала момента нашего знакомства.

И вот, какой трагедией обернулась эта поездка!

Бедные мои приёмные родители! Я всегда буду помнить о них!

Снова захотелось реветь, но я сдержалась. Солома колола спину, но сил перевернуться на бок не было. Очень хотелось пить.

Этой ночью у меня поднялась температура. Сказалось то, что я путешествую без верхней одежды поздней осенью. Теплые сапожки, шерстяные чулки и подштанники не спасли ситуацию. Я заболела, хотя, сквозь сон, наивно подумала, что вся горю из-за того, что легла слишком близко к костру. Накануне вечером оборотни позволили нам устроиться на ночлег там, где сами захотим, перед этим вдоволь накормив всех мясом.

Я заняла местечко поближе к огню, пусть и на голой земле. Большинство девушек вернулись в телегу, решив, что на соломе спать мягче. Остальные пристроились кто где: влезли под днища гружёных повозок, как и я, легли на землю у костра, или спрятались в густой траве под кустами. Катика свернулась клубочком, поджав коленки, у меня под боком.

После того, как сегодня утром прозвучало «Подъём!», еле встала на ноги. Смогла только добрести до кустов и обратно, потом выпила воды, упала и осталась лежать. Вдруг накатила такая сильная слабость. Исчезли беспокойство, тревога, страхи. Появилось равнодушие к своей судьбе и мысли о смерти... Голова болела невыносимо. Катика раздражающе плакала и тянула меня за руку.

Сквозь горячее марево жара и хныканье девочки я расслышала разговор двух оборотней над собой:

- Может бросим её здесь? Она больная. Зачем такую с собой тащить?

- Так живая ещё. Помрёт - тогда выбросим.