Он мог связаться практически с любым темным делом. Валюта, антиквариат, ростовщичество, организация преступлений, наконец…

Что ты знаешь о нем? Да ничего. А Наумов знал людей, живущих несколькими жизнями. На работе, в компаниях они считались преуспевающими.

Только на следствии выяснялась цена их респектабельности. Откуда они брались – эти дорогие иномарки, на какие деньги были построены квартиры и дачи?

Их развратила вседозволенность, своеобразная социальная апатия, смещение нравственных критериев. Раньше о жулике прямо говорили – жулик.

Общение с таким человеком было постыдным. Потом появилось новое определение – деловой человек. Тот же жулик, но прекрасно одетый, разъезжающий на дорогой машине, умеющий хорошо принять гостей, угостить нужных людей в ресторане.

И эти люди, достигшие вершин московского дна, стали «законодателями общественного мнения». Они отдыхают три раза в год: летом – Прибалтика, осенью – юг, зимой – высокогорные курорты. Они на всех премьерах в Доме кино и театрах. Они знают всех, и их знают все. У этих людей самые разные профессии, но одно занятие – делать деньги. Нет! Олег не хотел верить, что Бурмин из этих… Слишком не вязалось все, что увидел Наумов, с тем, в чем он пытался обвинить убитого. А впрочем…

– Товарищ майор, – подошел молоденький розовощекий сержант, – хозяйка дачи приехала.

– Проводи ее сюда.

Вот и появился первый человек, который расскажет о Бурмине.

От дома шла хозяйка дачи. Дама лет шестидесяти пяти, в строгом сером костюме, гладко причесанная. Только глаза, огромные синие глаза были молоды и жили на ее лице словно отдельно.

– Здравствуйте. – Олег протянул руку, представился. Рукопожатие ее было мужским, коротким и сильным.

– Моя фамилия Котова, зовут Елена Георгиевна.

– Давайте присядем, Елена Георгиевна.

– Давайте.

– Мы будем говорить неофициально, без протоколов. Я занимаюсь расследованием убийства вашего постояльца…

– Он не постоялец, – перебила его Котова, – мне он как сын. Я даже хотела написать дарственную на имя Игоря, но он отказался. И мы договорились, что я продам ему полдома за шесть тысяч.

– Почему именно за шесть?

– Согласно оценке.

– Елена Георгиевна, вы хорошо знали Бурмина?

– С детства. Мы с его покойной матерью были ближайшие подруги, я тоже считала его сыном.

Наумов взглянул на Котову и подумал, что, видимо, не очень счастливую жизнь прожила эта женщина.

– Да, – продолжала она, – Игорь был мне как сын.

– Он постоянно жил на даче?

– Последний год. У него нелады с женой.

– А кто его жена?

Котова достала сигарету, вставила ее в наборный плексигласовый мундштук. Такие мундштуки делали во время войны на фронте. Точно такой же был у отца Олега. Белая полоска, красная, желтая…

Олег щелкнул зажигалкой.

– Спасибо. – Женщина глубоко затянулась, усмехнулась грустно. – Мне советуют бросить, говорят, вредно. Так ведь и жить вредно, от этого умирают.

– Я сам пытался несколько раз… – Наумов махнул рукой.

– Жизнь наша – сплошное насилие над собой, – сказала Котова.

Она пыталась говорить спокойно, даже несколько иронично. И лицо ее было спокойным, и голос. Только глаза, нестерпимо грустные, полные горя, показывали, что переживает она на самом деле.

– Так кто же его жена?

– Алла Панова.

– Это ничего мне не говорит.

– Они жили два года. Жили плохо. Она красивая, несостоявшаяся, но весьма твердая дама.

– То есть?

– То есть хищная. Игорь не из тех, кто любит рассказывать о семейных неурядицах. Но я знала кое-что.

– Вот это «кое-что» меня и интересует. Вы, Елена Георгиевна, сказали «несостоявшаяся». Как это понимать?