Лишь несколько унылых голосов в «Литературной газете» и «Литературном обозрении» пытаются принизить художественное значение повестей Юрия Полякова. «Его повести были явлением не столько литературы, сколько литературно-общественной жизни…» – уверенно наклеивает ярлык Е. Иваницкая в статье «К вопросу о…», опубликованной в журнале «Литературное обозрение» (1992, № 3–4). И добавляет: «А пока я пишу это, приходит номер «Литературной газеты», где Б. Кузьминский в статье «Прокрустов престол» язвит журнал «Юность» за публикацию «Парижской любви», включая Полякова в обойму «уважаемых не за качество текста, а за прежние заслуги»…»

Кумирами либеральной критики к тому времени становятся писатели − разоблачители советского образа жизни, чьи имена сейчас не сразу вспомнишь и с пол-литром популярного в народе напитка. Эстетическая оценка произведений подгонялась под свои политические вкусы, вызревшие как грибы после перестроечного ливня: никакого сочувствия прошлому! о покойнике либо плохо, либо ничего!

Критика почвенническо-патриотического толка все подозрительнее смотрит на фигуру Ю. Полякова, не ложащуюся в колоду угрюмого реализма. Характерен вопрос, заданный однажды в доме творчества «Переделкино» Валентином Распутиным: «Юра, почему вы все время иронизируете? Россию не любите?» – «Гоголь тоже иронизировал», – пожал плечами Поляков. «Но вы же не Гоголь…» – напомнил Распутин. «К сожалению… Если бы я не любил Россию, я бы не иронизировал, а издевался…» – согласился Поляков.

…Стойкий читательский интерес к повести, которую можно читать и цитировать с любого места («Не пугайте человека родиной!»; «Ему плохо?» – «Ему хорошо!» и т. д.), шел вразрез с приговором либеральной критики: «Это скучно. Где разоблачения советского прошлого?» – этот интерес расплывался в радостных улыбках лица против сдвинутых бровей и твердо сжатых губ оных умников.

Позднее, когда повесть будет переиздана в двухтомнике «Избранного» (1994), критик В. Куницын назовет «Парижскую любовь Кости Гуманкова» вершиной автора по выработке своего стиля. «Уж не знаю, какой у автора юмор – галльский, раешный, лукавый, но читал я эту повесть о нашей дурацкой жизни, ни разу не оторвавшись и смеясь порой до слез. Аналогов ей в современной прозе, работающей в похожем жанре, по-моему, нет», – напишет он в послесловии к двухтомнику. И разберет по филологическим косточкам стиль сорокалетнего автора: как пишет, о чем пишет и почему не оторваться от его книг…

А ведь этой повестью Поляков дал нам, пишущим, прикурить! Увы – это понимаешь только сейчас, ибо тогда повесть утонула или ее сознательно притопили в мутном потоке разоблачительно-ернической прессы. Каких только «сатир» и «разоблачений» не написали в то время молодые и старые авторы! А как неугасимо коптил на вахте «Огонек» Виталия Коротича, прошедшего, как потом выяснилось, в США детальную подготовку по созданию управляемого информационного хаоса, как дымил, объясняя, что истинный свет идет с Запада!

«Парижская любовь…» экранизирована несколько лет назад и смотрится как старая добрая комедия, как классика жанра, как «Служебный роман» или «Ирония судьбы». И повесть читается сейчас с любого места – а это ли не знак качества!

Задаю личный вопрос, имеющий отношение к нашему литературному поколению: почему четверть века назад я не встретился с книгами Полякова?

Или Москва и Ленинград перестали к тому времени быть сообщающимися культурными сосудами? Или не в тех компаниях вращался?

Ни в студии молодой прозы при Союзе писателей, которую вел крепкий прозаик Евгений Кутузов, ни в семинаре фантастики Бориса Стругацкого имя Полякова не упоминали – словно его и не было. Оба литературных лагеря по совершенно непонятной причине игнорировали мощное дарование. Почему? Или сами не знали о его существовании? В этом тоже хотелось бы разобраться… А много полезного могли бы почерпнуть начинающие петербургские прозаики у московского коллеги! Как важны были в те уродливые годы, когда все трещало по швам и бородатые хрипуны в открытую смеялись над Павликом Морозовым и Александром Матросовым, как были важны в те времена форма, стиль и авторская позиция, столь четко выраженные у Полякова…