Мы по сей день даже боимся самого понятия идеологии – страх перед «единственно верной» марксистско-ленинской идеологией грозит стать генетическим и передаться по наследству следующим поколениям. А между тем отсутствие идеи (или отрефлексированного комплекса идей, т. е. идеологии) есть отсутствие осознанной исторической перспективы. Поэтому артикуляция неких общественно и национально значимых представлений необходима. Без них невозможно формирование единства людей, принадлежащих одному народу и государству, на основе, естественно, надличностных целей и интересов – ведь это единственное, что можно противопоставить атомизации общества и превращению наиболее молодой и перспективной его части в бессмысленный офисный планктон, в бесконечных «менагеров» и «менеджайзеров», заполнивших крупные города, в первую очередь Москву, и лишенных как настоящего дела, так и перспективы его получить.

На основе чего возможно формирование общезначимой национальной идеи? Во-первых, на возрождении исторической памяти как актуальной составляющей каждодневного бытия человека. Современный русский (российский) человек может и должен в своей каждодневной жизни ощущать себя наследником тысячелетней культурно-исторической традиции.

Во-вторых, для нынешнего человека точно так же, как и во все времена, необходимо понимание исторической цели существования русской цивилизации и личной причастности к этой цели. Только тогда человек ощутит себя и частью общества, и членом государства.

В самом деле, что объединяет нас всех, что сближает людей первых полутора десятилетий ХХI века, – пусть разобщенных, дезориентированных в социальном, бытийно-онтологическом пространстве, – часто не способных выйти за рамки ближайшей, бытовой среды? В сущности, две вещи: язык и общая тысячелетняя история, давшая нам ту культуру, которую мы часто не видим и не умеем ценить.

Роман Ю.  Полякова «Грибной царь» фиксирует драматическую ситуацию, в которой оказался человек середины первого десятилетия ХХ века: это как раз культурно-историческая десоциализация человека, выключенность его из контекста тысячелетней традиции и отсутствие связи его судьбы с цивилизационными перспективами России – по той причине, что в самом обществе невостребованы эти связи. Бизнес крупный и мелкий, а также офисно-менеджерская жизнь (а еще лучше – чиновничье-управленческая) оказываются вне всякой сопряженности с жизнью общей, национальной. Таким образом, человек к тридцати годам ощущает себя не гражданином своего отечества, а менеджером, клерком, обслуживающим (если удастся хорошо устроиться) интересы транснациональных монополий. Увы, так устроена современная экономика, ей подчинены социальные структуры, ею определяются общественно-политические процессы. Смеем предположить, что данное устройство не является единственно верным. Скорее наоборот: оно не только не учитывает исторические перспективы российской цивилизации и государственности, но противоречит им.

Начать с того, что попираются глубинные, выработанные веками национальной жизни и быта принципы отношений, когда культ личного успеха не мог доминировать в общинном (коллективистском, соборном) сознании, когда честное слово априори было важнее финансовой состоятельности и приоритетно определяло ценность личности, когда нравственная чистоплотность превалировала над лукавством и существовало понятие нерукопожатного человека, когда, наконец, честь ценилась выше собственной жизни.

В современной литературе присутствует если не осознание, то ощущение той идеологической, грозящей перейти в онтологическую, пустоты, о которой мы говорим. И с этим ощущением, очень современным и актуальным для эпохи нулевых годов, приходит к своему читателю Ю. Поляков. Он обращается к тем же людям, что были с ним в армии, к тем своим сверстникам, кто начинал работу в райкомах ВЛКСМ, когда был еще выбор (возможно, иллюзорный) между тотальным цинизмом и двойной моралью, с одной стороны, и идеалами, выработанными несколькими десятилетиями советской эпохи, идеалами вовсе не ложными, напротив, впитавшими в себя национальные ценности предшествующих эпох, – с другой. Теперь этот выбор далеко позади, идеалы отвергнуты и осмеяны, а то, что раньше мыслилось как культ личного материального преуспеяния и отвергалось, стало modus vivendi современного человека, томящегося в прозрачных офисах, московских пробках, в бесконечной иерархии чиновных лестниц.