Его тон мне не понравился.

– А почему я должна спрашивать у Вас, с кем мне вести переписку? Мы живем в свободной стране, министры открывают линии общения в интернете. Зачем? Правильно – чтобы мы могли задать им вопрос. Я в Твиттере могу с кем угодно пообщаться в комментариях. Общалась с Соловьевым, Канделаки, Кадыровым и т.д. Чем министр образования Калужской области хуже?

– Вы меня подставили и Людмилу Анатольевну тоже. Её вызывали к министру.

Вот Людмилу Анатольевну я меньше всего хотела подставлять. Тут я расстроилась сразу.

Её не любили в школах. Вероятно, просто боялись или завидовали. Это была наша заведующая отделом образования Жуковского района. Мне она всегда нравилась. Властная, умная и красивая женщина. Я сделала распечатку нашей с министром переписки и отдала директору.

– Найдите тут то, что, по Вашему мнению, «подставляет» Вас и Людмилу Анатольевну.

Директор долго читал, но страшного ничего не нашел и отпустил меня с миром.

…– Маам, мне страшно, я не знаю, о чём с ней разговаривать. Давай ты сядешь на первое сидение?

– Ян, мы гостя посадим на заднее сидение? Ты молчи, я попробую общаться с ней сама.

Мы ехали на губернаторский бал по случаю награждения лучших учителей Калужской области. У отдела образования не оказалось машины, и мы обещали забрать Людмилу Анатольевну. Я немного волновалась, так как не очень люблю ездить с незнакомыми людьми, но бояться её я не боялась. Мне вообще никогда не ведом был страх перед начальством.

Зря я переживала. Меня никто в машине не замечал, с первых минут Яна и начальник отдела образования Жуковского района нашли друг друга. Они не замолкали всю дорогу до Калуги. Я сидела и улыбалась. Яна ей понравилась. А Янка была в восторге от неё.

Бал у губернатора запомнился. Было красиво, торжественно и как-то по-домашнему. Без особого официоза. В Министерстве образования за неделю до этого мне было некомфортно. И вот почему.

Приём был торжественный. С концертом и приветственными речами. Когда Аникеев назвал мою фамилию, чтобы вручить грамоту, он сразу напрягся и смотрел на меня, пока я к нему добиралась. Отдав мне грамоту, он не выдержал:

– Ну вот, Елена Владимировна, а Вы волновались за деньги!

Стало безумно противно. Я дотянулась до его уха и сквозь громкую музыку прокричала:

– Не поверите! Но нужна была только бумажка, которую Вы мне сейчас вручили. Я крайне амбициозная, а не бедная!

Потом пресса будет отмечать момент, что мы с ним о чем– то успели «на ухо» поговорить. Но мне было всё равно. Что хотела, я ему сказала. Когда мы фотографировались, и я снова подошла к нему, он уже улыбался.

…Открыто улыбаться я разучилась еще в детстве, когда часто подходила к гардеробу, смотрела на мамину одежду и уговаривала себя: «Вот же её платья висят, значит, она не навсегда уехала, значит, вернется за мной, заберет меня к себе». Но моя маленькая детская уверенность таяла с каждым днем. Бабушка – вот кто мне был единственным и близким человеком. С того времени и навсегда. Её нет со мной уже много лет, и для меня её уход – невосполнимая потеря.

Бабушка для меня была как Бог. Но я всё равно не понимала, почему все мои друзья жили с мамами и с папами, а я с бабушкой. Именно от страха потерять ещё и её, я безумно к ней привязалась. Я даже спала с ней за руку, чтобы она никуда от меня не делась. Когда я болела, а болела я по две недели в месяц, бабушка всё время проводила у моей постели, даже спала сидя. Она рассказывала мне самые интересные истории из своей жизни, а для меня это было счастливое время, даже не смотря на то, что я тяжело переносила свою болезнь. Каждый раз, в самый пик болезни, я думала, что умру. Я просила бабушку не вызывать мне врача, так как очень боялась, что меня положат в больницу. Бабуля меня лечила не медикаментами, а народными средствами. Но если учесть то, что у меня начиналась открытая форма туберкулеза, бабулины припарки на грудь мне не помогали. Когда мне стало совсем плохо, бабушка всё же вызвала врача. Случилось то, чего я больше всего боялась – меня срочно отвезли в больницу. Но ни один врач не увидел ничего страшного в моём состоянии. Рентген был отличный, как сказали специалисты. Через неделю меня выписали из больницы. Я вернулась домой и через два дня снова заболела. Моя вторая бабушка Настя часто навещала меня во время болезни, достав по блату кусочек сырокопчёной колбаски и маленький свежий огурчик из теплицы. Вкус этой колбасы был божественный. Это была колбаса из мяса, жесткая, с таким ароматом, что не передать словами! Никто в Ефремове, кроме «блатных» людей этой роскоши не видел. А Настя была «блатная». Жила Настя в посёлке. Для меня это было сказочное место. Посёлок от города разделяли два холма. Чтобы добраться до дома Насти мы спускались вниз по одному холму, а затем поднимались вверх по другому. Посёлок стоял на берегу речки, дома там были свои, с садами, огородами. Все дома утопали в зелени. Дом Настин я помню очень хорошо. Все комнаты были разные. Зал был огромный, а вот спаленки маленькие и уютные. Спать я одна там тоже жутко боялась. Всегда ждала Настю, чтобы она со мной посидела, пока я засну. В моей любимой комнате был потрясающий вид из окна. Совсем рядом стояли высокие вишнёвые деревья, и когда ночью поднимался ветер, деревья своими ветками всегда стучались в окно. Было страшно. Я представляла, что они – сказочные чудовища. Их тени, разбросанные по комнате, это подтверждали.