Чезаре говорил, что сахар способен испортить вкус, а вот от меда не отказывался.

Чезаре старался соответствовать своему имени и во всем быть похожим на Цезаря, не забывая о его военной славе. Потому мой брат не любил павлинов в золотых перьях и вообще не любил позолоту в самих блюдах, считая это глупостью. Он говорил, что блюдо должно быть вкусным и сытным, не должно противно выглядеть, чтобы его хотелось взять в рот, а вот позолочено ли оно – уже не важно. Все эти огромные сахарные замки, быки, овцы с карамельной шерстью, зайцы, начиненные куропатками с перепелами внутри, или огромные рыбины, у которых изнутри выпрыгивали живые лягушки, вызывали у Чезаре раздражение.

Он любил хорошее вино, хорошо приготовленное мясо, не смешивая его с рыбой (даже требовал, чтобы мясо и рыбу подавали в разные дни, что считается его прихотью), острые соусы, тоже не смешивая сладкое с горьким, дичь предпочитал домашней птице, а жаренное целиком – мелко крошенному. Всегда любил медовые пирожные, молочный снег и тортильоне сфольято с начинкой из поджаренных орешков или айвы.

Я не однажды пыталась понять, страдал ли кто-то из святых или апостолов чревоугодием. Что, кроме хлебов, было на их столах? Мне кажется, не думать о вкусной еде, не желать ее, не вспоминать, ощущая вкус изысканного соуса или сладости во рту, много легче, если ты никогда не пробовал яств. И куда трудней, если всю жизнь питаешься пищей, приготовленной лучшими поварами Рима.

Я любила и люблю вкусно поесть, но когда подолгу жила в монастыре Сан-Систо, довольствовалась скромной монастырской пищей без сладостей и даже без мяса. И оказывалось, что Чезаре прав – пища должна быть приготовлена без стремления сделать блюдо необычным, но с желанием сделать вкусной.

Обычный монастырский хлеб, обмакнутый в оливковое масло, простая чечевичная похлебка, полента с салом или медом, бобы, тарты, каштаны с медом и фрукты – как же это вкусно! А еще свежая, не из Тибра, а из родника, вода и разбавленное вино из своего винограда.

Для меня никогда не делали исключение в монастыре, но я чувствовала себя сытой и довольной. Санча говорила, что это свидетельствует о моих деревенских корнях. Я отвечала, что скорее о способности не зависеть от мастерства повара.

Конечно, это не строгий пост и даже не столь большое ограничение, но по сравнению с десятками яств на столе наших дворцов отказ от чревоугодия хотя бы на время. Я чувствовала себя в монастыре обновленной и очень легкой.

Даже в Непи, страдая в одиночестве после убийства Альфонсо, я получала удовольствие от простой трапезы без поварских изысков, от сыра, оливок и свежего хлеба. Я никогда не была рабыней пиров и искусства поваров, хотя никогда нарочно не избегала вкусной пищи. Наверное, способность довольствоваться тем, что Господь послал тебе на обед, есть счастливая черта моей натуры.

Этим отличались все Борджиа, и мама тоже.

Из детских воспоминаний не могу пропустить сплетни о султане Джеме, который приехал в Рим, когда мне было лет девять. О, какие о нем ходили слухи!

Брат правителя Османской империи султан Джем был рослым, сильным, я бы сказала, упитанным человеком. Позже я не раз встречалась с ним, поскольку Чезаре и Хуан взяли султана Джема под свою опеку. Мои рослые братья выглядели рядом с султаном почти мальчишками, особенно стройный и гибкий Чезаре. Он был вполне обычным, но когда султан Джем только прибыл в Рим, он казался мне, маленькой, огромным и страшным.

Не только мне, по Риму ходили слухи (терпеть не могу слухи и сплетни, поскольку они обычно лгут, но иногда пользуюсь), что он ест 5–6 раз в день и всякий раз съедает по большому гусю и даже целой овце! А когда не ест, то пьет или спит. Ел, пил и спал султан Джем действительно много, но делал это скорее от безделья.