– Ой, Александра Борисовна, здрасьте… – влетела на кухню Лена Потапова, раскрасневшаяся, нарядно зеленая, как бабочка-капустница. – Как вы тихо пришли, даже никто не слышал… Индейка получилась просто изумительная, рецептик дадите? А то меня Максим весь вечер пилит – ты, мол, так никогда приготовить не сумеешь…

– Дам, Леночка, конечно. О чем речь.

– Ой, мне бы такую свекровь, как вы, Александра Борисовна! Вы же чудо, а не свекровь! Да чтобы у нас так… Чтобы Максимкина матушка пришла заранее да стол для гостей накрыла… Да она скорее мою стряпню раздраконит, ей это больше удовольствия доставит! Но, как говорится, на то и свекровка… Я уж как-то к ней попривыкла. А вы общую картину портите, Александра Борисовна, создаете обидный прецедент! Получается – чем я хуже Арины? Я тоже так хочу… Я бы такую свекровь, как вы, на руках носила, честное слово!

– Значит, не любишь свою родную свекровку, да?

Хотела спросить шуткой, а выскочило довольно грустно. И Лена вмиг посерьезнела, глянула на нее с осторожностью.

– Почему? Нет, я этого не сказала… Она же мама моего мужа, этим все сказано. Если я ее не буду любить, Макс расстроится. А мне его жалко будет. Нет, что вы…

– Понятно, Леночка, понятно… Ты молодец, умная девочка, и семья у вас хорошая получилась. А где Лева, не знаешь?

– Да здесь где-то… А, наверное, он на балконе, с Ладой. Ей плохо стало, повел подышать.

– А кто это – Лада?

– Да какая-то приятельница Аринина, что ли… Из недавних, наверное. По крайней мере, я ее впервые вижу. Ой, вы извините, Александра Борисовна, там ребята ждут! Меня ведь за шампанским отправили… Можно я шампанское возьму?

– Да, конечно…

Лена мягко скользнула к холодильнику, хлопнула дверцей, выскочила из кухни, держа добычу за серебряное горлышко. Да, праздник, похоже, затянется надолго… Пора, пора Гришеньку увозить.

Шагнула к балконной двери, потянула на себя. Вкусный апрельский ветерок скользнул мимо, опахнул горячее лицо, и ворвался вместе с ним в кухонное пространство женский голос – напряженный, на страдальческой высоко-слезной ноте:

– Она не любит тебя, Лева! Не любит! Неужели ты сам не видишь? Ты что, слепой, да? Совсем слепой?

– Я не слепой. Не кричи, Лада.

– Я не кричу… Нет, я не кричу, я плачу, Лева! Мне же обидно за тебя, как ты не понимаешь?

– А по-моему, ты просто перепила шампанского. Вот и все.

– Шампанского?! Ты… Ты это серьезно? Нет, ты и впрямь слепой… Или так старательно притворяешься? Да неужели ты сам не видишь! Она ведь даже не скрывает… Она с этим Глебом в открытую встречается! Вон, уже битый час по телефону с ним треплется! Да что я говорю, ты и сам знаешь! И все давно знают. И про нас с тобой тоже знают…

– Замолчи, Лада. Замолчи, слышишь? Я сам со своей женой разберусь.

– С женой? Ха, с женой… Да она давно тебе не жена! А я… Я же люблю тебя, Лева… Люблю… Ты сам знаешь, как я тебя люблю! Я больше не могу так, не могу, Лева!

– Тихо, успокойся, пожалуйста. У тебя истерика. Вон, косметика вся размазалась… Хочешь, воды принесу? Погоди, я сейчас…

– Не надо мне воды! Не уходи от меня, Лева! Куда ты…

Саша метнулась от балконной двери как испуганный заяц. Сердце в груди запрыгало болезненно и звонко, полетело куда-то, как отбитый сильным ударом ракетки теннисный мяч. Нет, даже не теннисный, потому что он мягкий и сильный; ее сердце скорее похоже на маленький целлулоидный шарик, которым играют в пинг-понг. Ударили по нему – зазвенел болью…

– …Что с вами, Александра Борисовна? – нарисовалась в дверях Арина.

Сердце-шарик ударилось об ее твердый взгляд, ринулось обратно к балконной двери, в которой уже показалась плотная фигура Левы.