— А, между прочим, я серьезно, - говорит Катя, проходя мимо. – Спорим, что через час начнет ныть, что у нее квартирка маленькая, а денег – еще меньше? Еще и монстра своего притащит, и я не про зверюгу Гришеньку.

«Монстром» она называет Иркиного молодого человека.

Катя проходит дальше в гостиную, вертится, чтобы прикинуть, куда лучше поставить вазу, и случайно «попадает» взглядом в зеркало, которое вписано в одну из стен как часть декора.

Замирает.

Перестает улыбаться.

Я вовремя успеваю подхватить вазу, потому что у подруги разжимаются руки, и она кулем садится прямо на край туалетного столика.

Катя не любит зеркала, потому что несколько лет назад очень сильно обгорела. Плечи, шея… и лицо.

Врачи сказали, что ей повезло сохранить зрение и пищевод.

Но, если честно, даже мне порой, хоть мы знакомы много лет, больно на нее смотреть. И приходится очень стараться, чтобы не отвернуться.

А ведь до пожара она была первой красавицей из нас трех.

— Прости, Моль, - виновато улыбается подруга, неловко стряхивая на руку легкий плащ. – Просто… У тебя тут не самое удачное дизайнерское решение. Или как это правильно, на вашем, на ученом?

Я быстро заговариваю ей зубы: предлагаю мыть руки и начинать готовиться к новоселью.

— А мне зарплату урезали, - ожидаемо заводит Ира, когда мы в три пары рук готовим салаты и мясо. – Вот же связалась со скупердяем на свою голову.

— А я говорила, - встревает Катя. – Она уже забрасывает удочку. Не ведись, Моль.

— Между прочим, - Ира яростно тычет в ее сторону вилкой, - здесь столько места, что можно заводить породистого жеребца и строить колбасный цех. И было бы очень мило выделить подруге всего-то одну комнату. Но я не гордая – могу и в оранжерее перекантоваться. Даже там жилищные условия раз в сто лучше, чем в моей коробке с дырками.

Я знаю, что Ира скорее шутит – хоть точно не откажется, если я соглашусь – но все равно как-то неловко делать вид, что я не понимаю намеков.

— У Ви есть, кого перевозить, - вступается за меня Катя.

Намекает на маму и отчима, и на этот раз мне некуда спрятаться от стыда.

Потому что я еще ничего не сказала маме.

Потому что, несмотря на объяснения Олега, что-то во мне продолжает нашептывать – мама не просто так «забыла» о нем на все эти годы. И я понятия не имею, что делать, если она будет против того, что Олег снова появился в моей жизни.

Наши девичьи посиделки заканчиваются около семи: полупустыми тарелками, половиной торта и пустой бутылкой сладкого игристого вина. Обычно мне хватает половины бокала, чтобы закружилась голова, но сегодня не взяло совсем, только редкие зайчики перед глазами от ярких фонарей ночного города стали как будто чуть гуще и ярче.

Я до сих пор на нервах из-за переезда.

И из-за предстоящего разговора с матерью.

Мы с подругами прощаемся в метро, потому что у каждой – своя станция и свои планы на вечер. У меня по расписанию: серьезный разговор. И ноль вариантов с чего его начать. «Мама, я тут встретила Олега Игнатова, помнишь? И он купил мне квартиру и дал денег. В память о папе».

Даже в голове это звучит просто ужасно нелепо.

И чем ближе к дому, тем отчетливее понимаю, что мне не нужно было принимать подарки Олега. Или точнее будет сказать, его щедрость. Потому что все это выглядит так, будто… я нарочно искала с ним встречи, чтобы получить все это.

До чего же плохо на душе.

— Мам?! – нарочно громко кричу я, потому что открыла дверь своим ключом, не дождавшись, пока откроет она.

Сейчас конец мая, конец учебного года - и у нее даже в кадрах куча работы с подготовкой всяких-разных списков, документов и электронных таблиц, над которыми сидит даже в выходные. Наверняка и сейчас так закопалась в работу, что не слышит звонка. Отчим, скорее всего, сегодня ночует у своей матери: пару месяцев назад у нее случился инсульт - и теперь они с сестрой по очереди у нее ночуют, пока ей не станет получше и не начнет сама ходить.