Случайно или намеренно барон с кузиной заняли места рядом настолько далеко от нас, что мы не могли слышать их разговора. Наклонившись к молодой девушке, барон болтал, смеялся и шутил с веселым, помолодевшим лицом жениха.
По временам он бросал нам лукавый взгляд, на который мы кивали ему с улыбкой.
– Не правда ли, какая веселая эта малютка? – спросила меня баронесса.
– Кажется, да, баронесса, – отвечал я, не зная хорошенько, какое надо при этом сделать лицо.
– Она так хорошо умеет развеселить моего мужа; я совершенно лишена этого дара, – прибавила она, взглядывая на них с улыбкой искренней симпатии.
В эту минуту на лице ее отразился отпечаток подавленной печали, осушенных слез, сверхчеловеческого отречения; словно облако пронеслось по нему то неясное отражение доброты, самоотверженности и покорности, которое встречается обыкновенно у женщин, ожидающих ребенка, и у молодых матерей.
Охваченный раскаянием и стыдом за мое необоснованное мнение о ней, я с трудом подавил слезы и постарался завести простой разговор.
– И вы не ревнуете?
– Нисколько, – отвечала она с открытой улыбкой, без малейшего следа злобы. – Вам это покажется странным, но это так: я люблю моего мужа, он человек честный, и я обожаю эту прелестную малютку. Это все так невинно. Ревность заставляет нас дурнеть, а в моем возрасте надо обращать на это внимание.
А на самом деле ее подавленное состояние высказывалось душу раздирающим образом; охваченный бессознательным сочувствием, я отеческим тоном просил ее накинуть шаль, чтобы не простудиться на сильном ветру. Я набросил ей на плечи пушистый платок, так что он обрамлял и ее лицо, выделяя его нежную красоту.
Как она была прекрасна, когда благодарила меня улыбкой! На лице ее появилось счастливое выражение и как бы благодарность ребенка, тоскующего по ласке.
– Бедный мой муж, я так рада, что вижу его наконец веселым. Вы не поверите, сколько у него забот.
– Баронесса, – решился я, наконец, сказать, – я не хочу быть нескромным, но скажите мне, ради всего святого, что с вами; ведь не надо быть особенно проницательным, чтобы заметить, что в вашей жизни есть какое-то больное место. Я не могу помочь ничем, кроме доброго совета, но если я могу быть вам полезен в этом смысле, рассчитывайте всецело на мою дружбу.
И тут я узнал, что моего бедного друга непрестанно мучил страшный призрак грозящего им разорения. Незначительное жалованье барона пополнилось до сих пор из приданого баронессы, но в последнее время это приданое оказывалось весьма фантастичным, так как большая его часть находилась в ненадежных бумагах. Барон поэтому собирался выйти в отставку и искал места в банке.
– И поэтому, – добавила она, – я и хотела использовать свой талант, чтобы увеличить наш заработок. По моей вине он попал в такое положение, я испортила ему всю карьеру…
Что тут можно было сказать или сделать?
Такой серьезный вопрос решить было трудно.
Я постарался обрисовать дело с поэтической точки зрения; вообразил, что все это пустое и, нарисовав ей беззаботное будущее, полное радостных перспектив, постарался статистически доказать ей, что вскоре наступит улучшение в экономическом положении и бумаги снова поднимутся; я приводил сказочные аргументы, создал, как по волшебству, новые реформы армии, которые поведут за собой неожиданные повышения по службе.
Все это были поэтические измышления, но, благодаря моей фантазии, я придал ей мужество и надежду и привел ее даже в хорошее расположение духа.
Высадившись на берег, мы отправились попарно гулять по парку в ожидании начала спектакля. Я не обменялся еще ни одним словом с кузиной, так всецело завладел ею барон; он нес ее манто, глядел на нее горящим взглядом, изливал на нее потоки слов и обдавал ее своим дыханьем, а она оставалась равнодушной и холодной, с ледяным взором и строгим выражением лица. Время от времени она, по-видимому, вставляла в разговор односложные замечания, вызывавшие громкий смех барона, но на ее лице не вздрагивал ни один мускул. Судя по веселому выражению лица барона, можно было заключить, что она все время говорила намеками или даже двусмысленностями. Наконец, театр отперли, и мы вошли поскорее занять свободные места. Занавес взвился. Баронесса была в восторге видеть снова сцену и вдыхать смешанный запах размалеванного холста, сырого дерева, белил и пота.