Наконец младенец родился. Это был мальчик. Материнство очень осложняет жизнь. Теперь мою грудь теребили уже двое, заставляя ее кровоточить. К тому же она стала такой огромной, что мне попросту нечего было надеть. Пришлось смастерить себе несколько платьев, а поскольку шить я практически не умела, получились какие-то балахоны, в которых я стыдилась выйти на улицу. Ребенок быстро рос. Он без остановки сосал мою грудь, а вечером, когда мы с ним засыпали от изнеможения, являлся мой муж и требовал еды и секса. Теперь уже он терзал мою грудь, пока его не сваливал сон.

– Твоя грудь – самая лучшая в мире подушка, – говорил он. – А без подушки что за сон.

Я смотрела на свою грудь, на которой покоилась круглая голова черноволосого мужа, и у меня возникало странное ощущение, что мои груди – нечто чужеродное и совсем не мое. Они занимают слишком много места и только тянут из меня соки. Я просто почва, на которой они произрастают. Словно споры, прилетевшие из космоса, которые поселились и растут у меня на грудной клетке. А поскольку почва оказалась весьма плодородной, груди увеличились сверх всякой меры – какие-то громадные мячи, просто немыслимые для японки. Поэтому им все время достается, чтобы знали свое место. А заодно страдаю и я. Глядя на голову мужа, так увлеченно злоупотреблявшего моей грудью, я испытывала настоящую злость. Мысли эти посещали меня постоянно, до поры до времени я заталкивала их в дальний уголок сознания. Но в темноте ночи меня просто накрывали волны ярости. Я не смела пошевельнуться – мужа нельзя беспокоить, завтра он должен пойти на работу отдохнувшим.

Утром я просыпалась от боли в набухшей груди и пулей неслась в туалет, чтобы облегчить мочевой пузырь, пока не проснулся ребенок. Рю открывал глаза и сонно смотрел, как я кормлю сына. Вместе с молоком ротик мальчика высасывал и боль прошедшей ночи, а под взглядом его отца со мной начинали происходить удивительные вещи. Грудь становилась меньше и легче, я улыбалась мужу и чувствовала, что обретаю гармонию с окружающим миром.

Но все это длилось недолго.

Хотя наш новый дом находился в Токио, в Сэтагая все было по-другому. В Окубо было шумно и многолюдно, а здесь стояла тишина, лишь изредка нарушаемая звуком проезжающей машины или велосипеда. Дома стояли плотно, но не соприкасались, а окна даже в жару были задернуты шторами. Люди, жившие за этими шторами, редко показывались на улице. Даже мусор они выносили тайком.

Но это вовсе не означало, что за нами не наблюдали. Из-за занавесок за каждым нашим шагом следили невидимые глаза. Соседи, навострив уши, отмечали каждый наш поход в туалет, считая, сколько раз за ночь мы спускаем воду. И вскоре они знали обо мне почти все, в то время как я оставалась в полном неведении.

После шумных улиц Токио я никак не могла привыкнуть к тишине своего нового дома. Ночью лежала без сна, вспоминая сирены машин «Скорой помощи» и непрекращающийся гул проводов, – мне не хватало сияния городских огней. Иногда подходила к окну, но не видела за ним ничего, кроме ночных фонарей. В Окубо мы ночью всегда плотно задергивали шторы, чтобы хоть как-то избавиться от света. В новом жилище безраздельно царили темнота и безмолвие.

Все десять месяцев, что прошли после нашего приезда, я не выходила из дому. Ни разу. Мой муж, которого перевели в отделение Икебукуро, куда ему приходилось час с четвертью ехать на поезде, уходил в половине седьмого утра и возвращался в десять вечера. Я заказывала молоко и продукты по телефону, а Рю каждый вечер приносил какие-нибудь куриные или рыбные полуфабрикаты. Тишина затягивала время пеленой, словно мягкий пушистый снег. Я сидела дома, как гигантский глубоководный моллюск, лишенный света, звуков и общения с себе подобными. Когда я кормила ребенка, меня посещали греховные мысли. Я воображала себя распростертой на матрасе в оранжевом шелковом кимоно. Во рту у меня кляп, а руки связаны атласными лентами. В дом заходят незнакомые мужчины, поднимаются в спальню, смотрят на меня и фотографируют. Я представляю себе, как буду выглядеть на этих фотографиях, и возбуждаюсь от мысли, что меня видят столько чужих мужчин. Эти причудливые видения не оставляли меня все время, пока насыщался мой сын. Потом я мастурбировала и сразу же засыпала.