– Дык, чтобы нашу халабуду памятником архитектуры признали. Постройка начала прошлого века как-никак, дореволюционная.

Только у Раисы Васильевны в одном предложении могли звучать «халабуда» и «памятник архитектуры» и применительно к одному и тому же объекту.

– Давайте подпишу, когда вернусь, Раиса Васильевна, – попросила я и распахнула дверь на улицу.

– А ты куда на ночь глядя? – подозрительно спросила соседка.

– В магазин, – ответила я, хотя с «ночью» баба как явно погорячилась, всего лишь пятый час, еще только начало темнеть.

– Это правильно, – бубнила соседка в спину. – Сходи, хлебушка купи, маслица возьми, а то ведь худая, как грабли, прости господи. Кто ж замуж возьмет?

«Никто», – могла бы ответить я, ибо доподлинно знала, что такая напасть, как замужество, мне не грозит.

– Сонька, ты это… Лучше завтра заходи, я пирогов напеку, покушаешь и грамотки…

Дверь захлопнулась за моей спиной, обрывая Раисины рассуждения. Я вытащила из кармана шапку и натянула по самые брови. Красивее не стану, но хоть не замерзну. Я быстро пересекла двор, порылась в карманах и чертыхнулась, когда в очередной раз вспомнила, что забыла перчатки дома. Ветер швырнул в лицо мелкое крошево, я обернулась и посмотрела на дом, фасад которого был освещен единственным фонарем над единственным подъездом.

Права, Раиса, халабуда еще та. Дом был старым трехэтажным и каким-то узким, с мокрыми пятнами по розовой штукатурке. Под самой крышей, по которой я имела привычку гулять, над некоторыми окнами сохранилась лепнина. Смотрелась она, честно говоря, жалко. Когда-то давно в лучшие для дома времена это был флигель для прислуги помещиков Понизовкиных. Прислуги, судя по всему было немного, так как на каждом этаже было всего по две квартиры. Сам же особняк Понизовкиных сгинул в огне революции, а именно, был сожжен теми самыми слугами из флигеля. После чего во флигеле вместо квартир были устроены коммуналки и к деятельным слугам подселили несколько десятков голытьбы. Улучшения на лицо.

Я отвернулась от дома и зашагала к магазину. Всего пять минут и я на центральном проспекте. Рядом с нашей халобудой уже успели построить банк и салон красоты. А с другой стороны как раз на месте помещичьего особняка какой-то олигарх отгрохал себе неслабые хоромы и отгородился от улицы двухметровым забором. Не знаю, как толстосуму, а нам такое соседство нравилось. Олигарх никаких хлопот не доставлял, тихо сидел за своим забором и если и устраивал оргии, как убеждала всех Раиса, то нас на них не приглашал. И сколько бы я не пялилась на его дом, сидя на крыше, ничего крамольного кроме справляющего нужду в кустах садовника не углядела.

Я пересекла проспект и оказалась на залитой светом фонарей стоянке супермаркета и машинально бросила взгляд вправо. Из-за угла торгового центра выступал торец серого, так похожего на административное, здания. Ключевое слово «похожего», на самом деле это был главный корпус городской психиатрической больницы. Кому знать, как не мне. Мне там, поди, уже пропуски ставят.

Вместо того, чтобы войти в торговый центр и купить в супермаркете хлеба, я прошла вдоль яркой витрины и свернула к серому зданию. Оно было столь же притягательно для меня, как и отталкивающе. Я обошла вокруг корпуса первый раз, второй, третий… И даже приблизилась к крыльцу, но именно в этот момент дверь открылась, и я подавив желание отпрыгнуть на манер испуганной лани, отвернулась, ссутулилась и пошла обратно. Вышедший из больничного корпуса мужчина не обратил на меня ни малейшего внимания.