– У вас углеводная диета? – спросила, не сдержав любопытства, одна женщина.

И кивнула на сумки, из которых торчали будто клюшки для гольфа батоны.

– Что не съедим, – ответил Филипп, – то понадкусываем.

Арина действительно только дегустировала продукты, потом записывала в свою тетрадочку название и свои впечатления. Наутро горничные обнаруживали в номере гору надкусанных хлебобулочных изделий и не решались их выбрасывать. Вечером Арина приносила новую партию для тестирования. К пятому дню пакеты с черствым хлебам и недоеденными пирожными занимали все горизонтальные поверхности в номере, включая пол и исключая только кровать.

Арина и Филипп никогда не останавливались в гостиницах и правил проживания не знали. Администрация отелей, хотя и привыкла к чудачествам постояльцев, такого еще не видела: не батареи бутылок от спиртного, а килограммы несъеденного хлеба! И поверх пакетов бумажка с несуразной надписью. Дело в том, что Арина и Филипп стеснялись сами вынести отходы дегустаций. Вносить – нормально, а выносить – неудобно, что персонал подумает? Персонал думал, что эти русские у них тараканов с мышами разведут. Арина выяснила, что мусор в Италии не выбрасывается скопом, а сортируется. Если выбросил пищевые отходы в бак для пластика и для бумаги – штраф. Экскурсовод сказала, что пищевые отходы называются «органика» или «мундиция умида» – «мусор влажный» в дословном переводе.

«Мундиция» запала Филиппу в голову, и он весь вечер у телевизора повторял это слово применительно к игре российских футболистов, проигравших очередной товарищеский матч. И так надоел Арине, что она выбрала «органику» для своих целей. Добросовестно писала на листочках бумаги «organics» и водружала на пакеты с надкусанными хлебобулочными изделиями. Но логика ее действий так и осталась непонятой персоналом отелей. Что имели в виду эти русские? От греха подальше, оставим пакеты нетронутыми.

Туристы из группы расспрашивали гидов о магазинах, о скидках, Арину же интересовало, где можно приобрести ферменты для хлебопечения. Но гиды слыхом не слыхивали о маточных дрожжах и отсылали в супермаркеты, где продавали обычные прессованные или сухие дрожжи.

Арина, если ее не остановить, могла часами рассказывать о дрожжах, об опаре, о закваске. Дрожжи – они живые, их выращивают как растения, они – настоящее чудо, превращающее смесь муки и воды в произведение хлебопечного искусства. Арина умела замесить слоеное, песочное, заварное тесто, но ее любимым было дрожжевое – дышащее, растущее, нежное, передающее свои свойства по наследству, потому что закваску делают с применением старого теста. Рабочий материал пекаря можно было бы сравнить с глиной скульптора, но сравнение будет не в пользу скульптора. Что глина? Не хватило, новой намесил. А тесто самое вкусное бывает, когда несколько раз поднялось. Его прокалывают или месят, чтобы высвободить пузырьки углекислого газа, и опять оставляют подняться. Тут появляется риск – дрожжам может не хватить сбраживаемого субстрата, и тесто перестанет дышать и расти.

К сожалению, местный завод по производству дрожжей не мог похвастаться отличной продукцией. Технология часто не соблюдалась, дрожжи выходили больными, слабыми и малоэффективными. Самой выращивать дрожжи сложно – процесс начинается с пробирок, с химической лаборатории со специальным оборудованием и термостатами. Поэтому хорошие исходные материалы: дрожжи, мука, разрыхлители и прочие добавки имели очень большое значение. Без качественных исходников не было смысла затевать дело. В современном производстве не обойтись без химических усилителей, но Арина не собиралась ими злоупотреблять.