Но тут он взглянул на Ракель, увидел, как она сидит съежившись, тихая и покорная, нуждающаяся в его защите. Она сейчас была совсем как благородная дама в беде, и он сразу вспомнил свой рыцарский долг и поспешил ее утешить:

– Не волнуйся так! Ведь я же не завтра и даже не послезавтра перекидаю твоих мусульман в море. И вообще я не хотел тебя обидеть.

Минуло несколько дней, а им обоим казалось, будто они провели здесь всю жизнь. Но ощущения усталости и однообразия даже в помине не было. Казалось, дни слишком коротки, ночи слишком коротки – столько нового хотели они рассказать друг другу, столько выдумывали новых развлечений.

Ракель сидела во внутреннем дворике, у фонтана, струи воды мерно вздымались и опадали, а она все рассказывала и рассказывала – двадцать сказок, сто сказок, и одна перетекала в другую, как письмена на стенах. Она поведала королю истории про заклинателя змей и его жену, про бедняка и щедрую собаку, про смерть влюбленного из рода бедных Азров и про огорчения учителя. Еще рассказала ему про однозуба и двузуба и про то, как один вельможа забеременел. Не забыла, конечно, и сказку о яйце птицы Рух, и сказку об апельсине – один поэт хотел его съесть, но апельсин вдруг раскрылся, и поэт смог зайти внутрь, а внутри был большой город, где поэта ожидали удивительные приключения.

Она сидела на краю фонтана, опершись головой на ладонь; иногда, чтобы лучше видеть то, о чем говорилось в сказке, Ракель закрывала глаза. Повествовала она с истинно арабской живостью и наглядностью. Например, сообщала: «На другое утро – да, утро то было добрым, милый мой слушатель и король, – вдова наша пошла к купцу…» Случалось, она сама себя перебивала, чтобы задать вопрос: «А ты, милый мой слушатель и король, что бы ты сделал на месте врача?»

Слушая ее рассказы о том, какие невероятные вещи случаются под солнцем, Альфонсо вдруг понял, до чего же удивительна его собственная судьба, которую он до сих пор считал чем-то вполне естественным. Поистине, события, пережитые им самим, мелькали так же стремительно, как приключения в ее пестрых сказках. Чудеса, да и только! В трехлетнем возрасте его провозгласили королем, и гранды без конца спорили, кому из них быть опекуном для коронованного младенца, и таскали его из города в город, из одного походного лагеря в другой, пока ему не исполнилось четырнадцати лет, – вот тогда-то он проявил характер: воззвал к народу с колокольни церкви Сан-Роман. Мальчишески звенящим голосом обратился он к толедским горожанам, призывая их постоять за своего короля, вырвать его из рук корыстных баронов. А история о том, как он, едва выйдя из отроческого возраста, посватался к английской принцессе, совсем еще девочке! Тогда как раз шла война с Леоном, и невесте пришлось немало поколесить, пока дело дошло до свадьбы. Всю свою молодость он провел в походах – сражался то с мусульманами, то с мятежными грандами, сражался с королем Арагонским, и с Леонским, и с Наваррским, и с Португальским и даже (при всем своем благочестии!) со Святейшим отцом. Попутно он возводил церкви, и монастыри, и крепости. И вот наконец отстроил этот загородный дом – Галиану. Но изумительнее всего то, что теперь он сидит здесь и чувствует: он нашел смысл своей жизни – в этой женщине и ее сказках. Ведь одной из ее сказок и была его собственная жизнь.

Ракель была неистощима на выдумки. Однажды она предстала перед ним в одежде мальчика, которую надевала во время путешествий. Она даже опоясалась шпагой и в таком виде расхаживала по комнате – нежная, хрупкая, очаровательная и неловкая. Она подарила Альфонсо халат из тяжелого шелка, богато вышитый, а заодно и расшитые жемчугом туфли. Но Ракели пришлось долго его убеждать, прежде чем он все-таки надел халат. А когда ей захотелось, чтобы Альфонсо сел на землю, скрестив ноги, он отказался довольно резко.