Фальшивая религиозность, окружающая сегодня произведения искусства и в конечном счете зависящая от их рыночной ценности, стала субститутом того, что живопись утратила в тот момент, когда камера сделала ее воспроизводимой. Функция этой религиозности чисто ностальгическая. Это последняя, слабая попытка утвердить ценности олигархической, недемократической культуры. Если изображение перестало быть уникальным и недоступным, то неким таинственным образом таковым должен стать предмет искусства, вещь.
Большая часть населения не ходит в художественные музеи. Следующая таблица демонстрирует, насколько тесно интерес к искусству связан с привилегированным образованием.
Для большинства является аксиомой та мысль, что музеи наполнены священными реликвиями, и это убеждение опирается на тайну, к которой большинство непричастно, – тайну огромного богатства. Или, иными словами, они верят, что подлинное искусство – это прерогатива (в материальном и духовном смысле) исключительно богатых. Следующая таблица продемонстрирует, какие ассоциации вызывает у каждого социального класса художественная галерея.
На какое из перечисленных ниже мест, по-вашему, больше всего похож музей?
В эпоху репродуцируемости образов значение живописного произведения уже не закреплено за ним самим; его значение становится передаваемым: то есть оно становится своего рода информацией, и, как любая информация, оно либо используется, либо игнорируется; информация не обладает никакой особенной властью сама по себе. Когда картина используется, ее значение либо модифицируется, либо полностью изменяется. Нужно отчетливо осознавать, к чему именно это приводит. Речь не о том, что репродукция неспособна верно воспроизвести определенные аспекты оригинала; репродукция делает возможным (и даже неизбежным) то, что образ будет использоваться для самых разных целей, и копия, в отличие от оригинала, сможет приспособиться к ним всем. Давайте рассмотрим несколько вариантов того, как копия приспосабливается к такого рода использованию.
Репродукция изолирует фрагмент картины. И деталь видоизменяется. Аллегорическая фигура превращается в портрет девушки.
Когда картина воспроизводится при помощи кинокамеры, она неизбежно становится материалом для того, что хочет сказать режиссер.
Фильм, демонстрирующий произведения живописи, ведет зрителя сквозь картину к собственным выводам режиссера. Картина уступает власть режиссеру.
Это происходит потому, что фильм разворачивается во времени, а картина статична.
То, как в фильме один образ следует за другим, их последовательность, складываются в доказательство, становящееся необратимым.
На картине все ее элементы могут быть увидены одновременно. Зрителю может понадобиться время для того, чтобы рассмотреть каждую деталь картины, но когда бы он ни пришел к выводу, единство и одновременность картины всегда может изменить или уточнить этот вывод. Картина сохраняет свою власть.
Шествие на Голгофу. Брейгель. 1525–1569
Репродукции картин нередко сопровождаются словами.
Вот перед вами пейзаж с полем и взлетающими с земли птицами. Посмотрите на него. А потом переверните страницу.
Пшеничное поле с воронами. Ван Гог. 1853–1890
Пшеничное поле с воронами. Ван Гог. 1853–1890
Это последняя картина, которую Ван Гог написал перед тем как совершить самоубийство.
Сложно в точности описать, как именно слова изменили картину, но они определенно ее изменили. Теперь картина иллюстрирует некое утверждение.
Все воспроизведенные в этом эссе картины стали частью аргументации, имеющей мало или практически никакого отношения к их первоначальному, независимому смыслу. Слова цитируют живопись, чтобы укрепить свою собственную, словесную власть. (Эссе без слов, включенные в нашу книгу, сделают это разграничение, вероятно, еще яснее).