Любил дед Сашка поговорить и на отвлеченные философские темы, не исключая и область божественного. Потому, пересекаясь со своего колеса с мимо идущим батюшкой, он немедленно начинал интересоваться датами начала грядущего или окончания текущего многодневного поста, гастрономическими особенностями его проведения или просил растолковать значение очередного церковного праздника. Но больше всего дед интересовался временем прихода антихриста – не пора ли уже начать запасаться мылом, спичками и тушенкой.

Теоретически с дедом можно было обсудить любую тему, в том числе тушенку, если бы не его пристрастие к матерщине. Правда, сам он не считал, что сквернословит, просто на этом языке разговаривает. Потому для батюшки никаких поблажек в общении с дедом не предвиделось, по этой причине и дружбы у них с отцом Филиппом не получилось.

«Помню, однажды, – рассказывал батюшка, – возвращаюсь я из храма. Иду к себе домой и решаю пойти по дороге через деревню. Подхожу к дому деда Сашки, колесная покрышка, обычное его место обитания пустует. Думаю, вот и хорошо, не придется вступать в ненужные разговоры. И вижу, как идет он мне навстречу и толкает перед собой ручную тележку, до верха наполненную книгами. Зрелище для меня, честно сказать, неожиданное.

– Откуда книги, дядя Саша, неужто в библиотеку записался?

– В библиотеку? – передразнил он укоризненно. – С помойки везу.

Он хватает лежащий сверху том из собрания сочинений Пушкина и сует мне его чуть ли не в самый нос.

– Видал?! Дожились! Пушкина на помойку свезли! А это видал?! Шекспира! Самого Шекспира не пожалели. Небось молодые, у старика рука не подымется, классиков – и на помойку!

Возмущался дед Сашка искренне, ругаясь при этом больше обычного, что соответствовало драматизму события.

– Дядя Саша, с книгами-то что будешь делать? Куда тебе их столько? Избу-читальню организуешь?

– Ага, избу-читальню, разбежался. Я их сейчас в порядок приведу и в Москву по частям переправлю. У меня в столице братан бизнесом занимается. На Новом Арбате возле книжного магазина с земли старыми книжками торгует. Картонку прям на асфальт кладет и товар на нее выкладывает.

– И покупают?

– А чего нет? Стал бы я тогда с этими книжками корячиться. Берут, на хлеб ему хватает. Народ тянется к знаниям, а эти, – он погрозил неизвестным «им» кулаком, – книги на помойку выкидывают.

И дальше в присущей ему манере он высказал всё, что о них думает.

Одно плохо: не было у деда внуков. Может, потому нереализованная дедова любовь к подрастающему поколению и выливалась у него в пустые посиделки на колесе.

Дочь дедова Нинка в свое время, как и положено, вышла замуж, родила было дочку. Старики в ней души не чаяли. Считай, они внучку и вырастили. Девочка подросла, превратилась в девушку и сама уже готовилась стать матерью, но вот ведь беда какая, погибла во время родов. В наше-то время – и не спасли, ни мать, ни дитя.

Нинка тогда уже жила одна, мужика своего она выгнала, совсем он у нее спился. А поскольку женщиной она была видной и далеко себе не глупой, то, почувствовав свободу от обязанностей, налагаемых семейными обстоятельствами, жила так, как считала для себя возможным. Потеряв любимую дочку, а вместе с ней и долгожданного внука, женщина свою боль гасила, заводя всё новые и новые знакомства с мужчинами, как сказали бы сегодня, в режиме нон-стоп.

Понятно, что дед Сашка, сам уже став вдовцом, жалел свою несчастную дочку, как мог ее утешал, но заполнить своей любовью горем опустошенную Нинкину душу не мог. Потому злился на нее и, порой не сдерживаясь в выражениях, осуждал словесно. Нинке, понятно, об этом доносили, а рассказывая, еще и приукрашивали, потому отношения между отцом и дочерью, мягко говоря, становились всё более напряженными».