В течение последних лет у разных исследователей создалось впечатление, что тело имеет возможности самовосстановления (однако эти возможности не гарантируют нам здоровье или бессмертие). Самовосстановлению тела способствует не только бережное обращение с ним, но и то, что мы предоставляем ему некое ментальное пространство, необходимое для самовыражения, для того чтобы мы услышали тело. Медитация, по-видимому, снижает интенсивность старения клеток, воздействуя на теломеры, крошечные колпачки на концах хромосом.

Весьма благотворно для нашего здоровья регулярно создавать пространство для переживания телесных ощущений. Вот почему практика полного сознания рекомендует упражнение, заключающееся в регулярном, спокойном и внимательном рассмотрении всех частей тела. Это немного похоже на прогулку по лесной тропинке, когда мы собираем упавшие сухие ветки: чтобы убедиться, что все хорошо, мы так же проходим и по тропинкам своего тела. Когда тело болит, страдает, когда оно повреждено, изношено, мы стараемся дать ему лучшее, что можем, здесь и сейчас, – заботу, внимание, уважение, комфорт и любовь.

Странно, что большинство из нас склонны забывать о своем теле, не беспокоиться о нем: от отказа осознавать тело, когда мы чувствуем себя хорошо, до ипохондрии, когда нам плохо. Полное сознание рекомендует нам просто регулярно наносить телу дружеские визиты: подключаться к своим ощущениям, проверять состояние «местности», мысленно спокойно пройтись по всему организму при засыпании или пробуждении или в те моменты, когда у нас есть свободное время. Посмотреть внутренним взором, что там происходит, не стремясь тотчас решать проблему или облегчать состояние. Просто понаблюдать. Это будет первое огромное благо: предоставить нашему телу немного пространства в нашем сознании.

Закрыть глаза и слушать

Живопись ведь существует не только для глаз. Некоторые картины кое-что нашептывают нам. К примеру, эта: ее нужно именно слушать. Смотреть, конечно, тоже стоит, но главное – слушать. В ней – звонкие голоса играющих детей и окрики матерей, успокаивающих расшалившуюся детвору. В ней – ветер, слегка шевелящий листья деревьев. Пение птиц. Может быть – далекий лай собак. И вдруг слышится странный звук. Мало-помалу он усиливается. «Шшт-шшт-шшт-тудум-тудум-тудум»… Шум паровоза нарастает, выходит на передний план, наполняет пространство своим прерывистым дыханием, стуком колес по рельсам. «Ссии-ссии»: это свисток, который машинист подает то ли от радости, то ли по привычке, проезжая по виадуку.

Поезд в сельской местности, около 1870. Клод Моне (1840–1926) Холст, масло, 0,50 x 0,653 м, Музей Орсе, Париж

Потом вдруг все уменьшается, поезд исчезает, его шум едва слышен издалека. Через мгновенье больше ничего нет: все расплывается и неощутимо растворяется в воздухе. Осталось только воспоминание о движении поезда. В какой именно момент исчез его шум? Сколько времени все это длилось и долго ли занимало наш ум? Это несущественный вопрос? Может быть. Но также возможно, что это вопрос огромной важности, потому что он может открыть нам, как наш ум слушает (или не слушает) жизнь. Жизнь, которая продолжается миг за мигом. Мягко всплывая в памяти, на авансцену нашего сознания выходят детские голоса, восклицания мам, шум ветра и гомон птиц. И, может быть, слышный издалека лай собак…