– Пара минут прошла, – произнесла вдруг она с той отточенно-сухой вежливостью, которая не дает ни малейшего шанса надеяться на продолжение беседы.

– Извините, – неторопливо поднялся Инквар со стула, небрежно подхватил с пола шляпу и шагнул к двери.

Вслед не донеслось ни слова, ни шороха.

Шаг, второй… тишина.

Инквар вздохнул и взялся за ручку двери. Не торопясь ее дергать, оглянулся, еще раз окинул Лавинию взглядом и откровенно вздохнул:

– Жаль… – И вдруг в памяти всплыла яркая, живая, как будто только минуту назад виденная картинка. Он уцепился за это воспоминание, как утопающий хватается за соломинку, перевел дыхание и грустно сказал: – А они такие… необычные. Я купил им конфет и пряников, порадовать хотел. А они поделили поровну и стали играть в странную игру, кто угадает, какая конфетка спрятана в темном кошеле.

Посмотрел на застывшее меловой маской лицо женщины, резко распахнул дверь и вышел из комнаты, начиная понимать, что зря потратил столько времени, сил и здоровья, стремясь попасть в этот южный город.

И тем не менее по лестнице он спускался не спеша и так же медленно прошел на кухню, взял со скамьи пустой короб, забросил за спину. И спокойным, размеренным шагом побрел прочь, с язвительной злостью ловя себя на глупом, наивном ожидании окрика или хотя бы звона упавшей вазы. Он бы понял этот знак и поверил бы, хотя и не имел на то никакого права.

Но дом вдруг словно утонул в глухой, натужной тишине, и ниоткуда не доносилось ни шелеста, ни шепотка. Тряпичными куклами сидели у стола старики, тесно прижавшись друг к дружке, словно в ожидании чего-то страшного.

Инквару до дрожи в пальцах хотелось со всей силы грохнуть входной дверью, так чтобы все стекла задрожали в этом трусливо примолкшем доме, чтобы посыпалась с потолка древняя пыль и испуганно шарахнулись от крылечка копавшиеся под кустами крыжовника куры. Но он сумел сдержаться, прикрыл створку аккуратно, как это сделал бы настоящий Браш, и устало потопал к калитке, ощущая спиной остроту чужого взгляда, но не желая верить своему чутью.

«Поздно смотреть», – кривила губы Инквара горькая усмешка, теперь он сделает все, вплоть до применения самых запретных зелий, лишь бы не допустить в этот дом своего ученика и его упрямую сестрицу.

Калитка против его воли хлопнула чуть громче, чем полагалось, но вряд ли это кто-нибудь услыхал, крыша ближайшего дома виднелась в трехстах шагах отсюда, не менее. Да и дом с голубятней был не ближе, и, вспомнив про него, искусник невольно повернул голову в ту сторону. И так же непроизвольно вздрогнул: из-за деревьев не было видно самого дома соглядатаев, зато верхняя часть голубятни ехидно смотрела на него темными оконцами.

«Светлые боги!» – простонал про себя Инквар, продолжая неспешно шагать по тропе. Ну как же они живут под постоянным присмотром? Как можно гулять по саду, ходить в соседнюю рощицу и на берег речушки, срывать ромашки или лютики, зная, что за тобой неусыпно следят недружелюбные глаза?

И каким глупцом оказался он сам, не проверив этого сразу! Хотя у него была в тот момент веская причина не оглядываться. Все соглядатаи упорно считают суетливое поведение признаком вины, даже не задумываясь, разве под силу честному человеку беспечно улыбаться, когда на него подозрительно уставятся недобрые незнакомцы? Ну если только он не наглотался настойки из мухоморов или чего похуже.

Вот и приходится изображать эдакого лопоухого простодыру, не понимающего, с какой опасной силой он столкнулся.

Но мастер-искусник не имеет никакого права допускать ошибок, простительных другим, а Инквар едва не подставил всех, собираясь задержаться в доме дольше, чем положено настоящему разносчику хлеба. Даже если ему предложили передохнуть пару минут и выпить холодного кваса.