Большая часть мастерской была заставлена материалами – кусками гранита, брусками вишневого дерева и ясеня, стальными трубами и прочим. Тут же находились инструменты для обтесывания, откалывания, шлифовки и сварки. Клер всегда нравилось видеть все это вокруг.

Она подошла вплотную к объекту своих теперешних стараний. Глаза молодой женщины сузились, губы сжались. Ей вдруг показалось, что скульптура тянется к ней… Клер даже не обернулась, когда услышала, что дверь открылась.

– Ну что же! Можно было догадаться… – Анжи Ле Бо откинула назад свои черные кудрявые волосы и нахмурилась. – Я звонила тебе по телефону сто раз.

– Я отключила звонок. Автоответчик все записывает. Что ты об этом думаешь, Анжи?

Подруга глубоко вздохнула, глядя на скульптуру на рабочем столе.

– М-да. Хаос.

Клер кивнула.

– Ты права. Похоже, в данном случае я пошла не тем путем.

– Ну и оставь ее.

Анжи пересекла мастерскую и выключила музыку. Клер проводила ее взглядом и ничего не сказала.

– Черт побери, Клер! Мы с тобой договорились встретиться в «Русской чайной» в половине первого.

Клер посмотрела на подругу. Анжи, как всегда, была эталоном элегантности. Ее темная кожа и резкие черты лица прекрасно оттенялись синим костюмом от «Адольфо» и огромными жемчужинами в ушах. Кожаная сумочка и ярко-красные туфли – одного оттенка. Анжи любила, чтобы все подходило друг к другу, чтобы все было на месте. Ее туфли были аккуратно сложены в прозрачные пластиковые коробки, чтобы видеть, что в них, а сумки – легендарная коллекция – хранились в отдельных ячейках в специально сделанном для них шкафу.

Сама же Клер считала удачным день, когда ей удавалось найти две туфли из одной пары в черной дыре своего шкафа. Сумок у нее было две – хорошая черная кожаная и огромная торба из текстиля. Клер не раз задумывалась о том, каким образом она и Анжи – такие разные во всем – стали подругами. И продолжают оставаться ими.

Но, похоже, сейчас их дружба была под вопросом… Темные глаза Анжи горели гневом, а барабанная дробь длинных ярко-красных ногтей, выстукивающих что-то резкое по сумке, совпадала с притопыванием ноги.

– Так и стой!

Клер заметалась по мастерской, чтобы найти в своем беспорядке рисовальную доску с прикнопленным к ней листом бумаги. Она отбросила в сторону свитер, шелковую блузку, нераспечатанное письмо, пустую пачку сигарет, пару романов в мягкой обложке и пластиковый пистолет, стреляющий водой.

– Черт побери, Клер…

– Нет, нет! Стой на месте!

Доска уже нашлась. Клер кинула в сторону диванную подушку и схватила меловой карандаш.

– Ты прекрасна, когда злишься.

– Ну что с тобой будешь делать! – расхохоталась Анжи.

– Вот так, вот так! – карандаш метался по доске. – Боже мой, какие скулы! Кто бы мог подумать, что для этого нужно смешать кровь индейцев племени чероки, французов и жителей Африки? Можешь чуть-чуть порычать?

– Оставь ты эти глупости! Тебе нет прощения! Я час просидела в «Русской чайной»… Пила воду и разглядывала скатерть.

– Прости меня. Я забыла.

– Как всегда.

Клер отложила набросок в сторону, зная, что Анжи посмотрит его в ту же самую минуту, как она отвернется.

– Хочешь есть?

– Я съела горячую сосиску в такси.

– Это не в счет. Пойду что-нибудь приготовлю, а ты мне расскажешь, о чем мы должны были поговорить.

– О выставке, балда! – Анжи посмотрела на набросок и улыбнулась.

Клер изобразила ее с пламенем, вырывающимся из ушей. Анжи глянула по сторонам в поисках места, где можно было бы сесть, и в конце концов устроилась на подлокотнике дивана. Бог его знает, что еще могло скрываться под подушками у ее подруги…