Карлотта протянула мальчику руку, которую тот быстро схватил, и Родригес повел их к выходу на террасу.

Был теплый тихий вечер. Жара спала, и солнце садилось, озаряя зеленые лужайки оранжевым светом.

– Здесь поблизости нет пруда? – спросила Карлотта, осматривая окрестности.

– Нет. Здесь безопасно. В этой части только трава.

– Иди играй, – сказала она Луке.

Мальчик улыбнулся и зашагал по террасе.

– Перелет был долгим, – прервала она молчание. – Ему не хватало движений.

– Могу себе представить.

С ранних лет он научился не суетиться и не ерзать. Иногда, если Родригес находился на встрече и сидение на одном месте утомляло, он сразу представлял себе болезненный удар линейкой по голени…

– Почему же вы ничего не знаете? – спросила она.

– О Луке? Откуда я должен был знать?

– Но все это печаталось… в прессе, репортеры… Он единственный незаконнорожденный Сантина.

– Я не читаю прессу.

– Не читаете?!

– Нет.

– И даже тогда, когда они пишут о вас?

– Особенно тогда, – ответил Родригес.

– Как так? Лично мне важно, что говорят вокруг.

Она перевела взгляд на Луку, бегающего вокруг одной из лужаек.

– Мне все равно. В любом случае в прессе просто дают краткое изложение моих передвижений и событий в жизни. И если я захочу что-то вспомнить, то могу просто просмотреть снимки. А вы читали обо мне?

– Кто же не читал о вас?

– Разве что несколько священников, отрицающих существование зла в мире, но мы сейчас говорим не обо мне. Я не знал о вашем сыне.

– Это что-то меняет?

Действительно, что это меняло? Но приобретать жену с ребенком не входило в планы Родригеса. Он не знал, как вести себя в такой роли – роли приемного отца. Он вообще ничего не знал о семье, и уж тем более о детях.

– У него есть отец?

– У Луки нет отца. – Карлотта почувствовала, как разгорелись ее щеки, когда Родригес устремил свой взгляд на нее. – Нет, конечно, он есть, – продолжила она. – Но только биологически.

– Случайный залет?

У нее перехватило дыхание.

– Можно сказать и так…

Она не хотела вдаваться в подробности.

– От меня не ожидается никакого опекунства?

– Нет. Вас тревожит что-то?

– Не вижу, чтобы что-то еще меня касалось.

– То есть иметь сына… этот вопрос вас не касается?

Родригес поднял брови:

– Он не мой сын.

Сердце Карлотты сжалось. С этим фактом нельзя было поспорить. Лука действительно не сын Родригеса.

– Я это знаю. Но Лука ребенок, и, если вы собираетесь стать моим мужем, он будет вашим пасынком, а это подразумевает ответственность.

– У него есть няня?

– Да. Ей пришлось остаться там на несколько дней, но…

– В таком случае моя ответственность будет ограниченна.

Ярость, вызванная его словами, прожигала ее насквозь.

– Касается ли это и ваших детей? Если нет, то нам с вами больше не о чем разговаривать. Лука – мой сын! Он все для меня, и если вы…

– Да. То же самое касается и нашего общего ребенка. Я не намерен иметь больше, чем того требуется.

– А если будет девочка?

– Тогда, полагаю, придется еще потрудиться.

– Я не… Я даже не знаю, как с вами обсуждать это, – произнесла Карлотта, ощущая растущую внутри себя панику.

Как она может разговаривать о детях с человеком, которого совсем не знает? Неужели она действительно собирается выходить за него замуж?

Да. Потому что в противном случае ей придется вернуться к отцу, испытывая вину. Но Лука важнее. И если для Родригеса это слишком тяжелая ноша, она не останется здесь! И не важно, как это разочарует ее отца.

– Вы его усыновите?

Родригес напрягся:

– Что?..

– Вы усыновите Луку? Дадите ему свою фамилию? Ту, которая будет у меня? Ту, которая будет у его брата или сестры? Он станет частью семьи? Потому что если нет – я сейчас же уйду.