«Ох уж эти йенгли!.. Глядя на них, можно умереть со смеху», – повторяли индейцы, держась за животы. Затем, чтобы показать, что хозяева здесь они, командовали:

– Идите, идите! Прибавьте шагу, англичане! Вы убивали наших миссионеров, жгли наши хижины, глумились над нашей верой. Покуда вас не окрестят, вы для нас ничто, даже не существа с белой кожей, хотя ваши праотцы-язычники и были богами.

Так, слушая болтовню краснокожих, несчастные пленники добрались к вечеру до бухты Сабадахок, где сливались устья рек Кеннебек и Андроскоггин.

Горизонт застилала дымка, и к этому морскому туману примешивался запах пожарища.

Анжелика проворно взобралась на невысокий холм.

В серой дымке не белел ни единый парус.

Бухта был пуста. В море не курсировало ни одно судно, на котором высматривали бы появление людей на берегу, чтобы подойти и взять их на борт.

Нигде не было видно «Ларошельца», небольшой яхты, на борту которой ее бы встретил Ле Галь, а может быть, даже сам Жоффрей!

На месте встречи не было никого! Никого!..

Начал накрапывать мелкий дождик. Анжелика прислонилась к стволу сосны. Окружающая ее местность дышала смертью и запустением. Слева в небо черным грибом поднимался дым. Там находился Шипскот, английское поселение в устье Андроскоггина, о котором ей говорили и в котором она рассчитывала оставить спасшихся англичан перед тем, как взойти на борт «Ларошельца».

Очевидно, Шипскот догорал. Его больше не существовало.

Анжеликой овладела безграничная тоска, и она почувствовала, как ее покидают силы. Она оглянулась и увидела наблюдающего за нею Пиксарета. Нельзя показывать ему свой страх. Но она ничего не могла с собой поделать.

– Их здесь нет, – почти в отчаянии сказала она.

– А кого ты ждала?

Она объяснила, что ее муж, владетель Голдсборо и Вапассу, должен был прибыть сюда и здесь же должен был находиться корабль, который бы отвез их всех в Голдсборо, где он, Пиксарет, получил бы самый красивый в мире бисер и смог бы выпить самой лучшей водки…

Дикарь с огорченным видом качал головой и, похоже, искренне разделял ее разочарование и досаду. Он тревожно огляделся по сторонам.

Тем временем Кантор и англичане медленно поднимались на холм в сопровождении остальных индейцев.

Обессиленные, они уныло сели на землю под соснами, чтобы укрыться от дождя. Между тремя индейцами разгорелся спор.

– Они говорят, что индейцы племени шипскот – их злейшие враги, – объяснила англичанам Анжелика. – Сами они с севера, из племени вонолансетов…

Она не удивилась, так как знала, что различные племена индейцев вечно воюют между собой. Это означало, что, немного отойдя от дома, они могли оказаться на территории врагов, где их жизнь была под угрозой, если у них не было численного перевеса и они не были вооружены.

– It makes no difference[15], — уныло сказал Стоутон, – шипскоты они или вонолансеты, для нас все едино. Рано или поздно они все равно снимут с нас скальпы. И зачем было тащиться сюда?.. Наш час уже близок.

Тихий береговой пейзаж, казалось, таил в себе смертельную угрозу. Из-за каждой купы деревьев, из-за каждого мыса в любой момент могли появиться индейцы с поднятыми томагавками, так что у Пиксарета и его воинов было не меньше причин для беспокойства, чем у их пленников.

Анжелика сделала усилие, чтобы овладеть собой.

«Нет! Нет! На этот раз я не сдамся!» – сказала она себе, сжав кулаки, хотя сама не очень-то понимала, к кому обращен ее вызов.

Перво-наперво, решила она, нужно поскорее покинуть этот берег, где индейцы встали на тропу войны, и постараться любой ценой добраться до Голдсборо. Возможно, дальше на их пути будут еще деревни, и, быть может, они смогут попасть на корабль.