О чем он и заявил во всеуслышание на своей проповеди в это воскресенье.

Выглянув из окна, Анжелика удивилась – день начался, но на улице не было обычного для утра движения. Никто не выходил из домов, если не считать нескольких женщин, которые спускались за водой к реке, но и они делали это очень неторопливо.

Да сегодня же воскресенье! И для католиков тоже, о чем напомнил Анжелике жалобный голос Адемара, окликнувший ее из-под окна.

– Сегодня мы празднуем день святого Антония Падуанского, сударыня.

– Да поможет он вам вновь обрести утраченное, а именно храбрость и голову на плечах! – сказала Анжелика, вспомнив, что этот французский святой помогает людям находить то, что они потеряли.

Но Адемар не понял шутки:

– В Канаде, сударыня, это большой праздник. А я, вместо того чтобы идти в пышной процессии в добром благочестивом французском городке, торчу в этой дыре среди еретиков, распявших Господа нашего Иисуса Христа. Я наверняка буду за это наказан. Ох, что-то непременно случится, я это носом чую.

– Ах, да замолчите вы! – прошептала Анжелика. – И уберите ваши четки. Протестантам не нравятся такие вещи.

Но Адемар продолжал судорожно сжимать в руке четки, вполголоса бормоча молитвы и прося защиты у Пресвятой Девы и различных святых. Затем он удалился, по-прежнему сопровождаемый молчаливой ватагой маленьких пуритан в особенно ярко начищенных в воскресный день башмаках и с вытаращенными от любопытства глазами, выглядывающими из-под черных шапок или круглых шляп.

Наступление воскресенья, о котором французы по своему неразумию забыли, помешало им покинуть Брансуик-Фолз.

Все замерло. Не могло быть и речи о сборах, ибо это оскорбило бы пуритан.

Старого Шепли, идущего по деревне со своей сумкой и мушкетоном на плече в сопровождении индейца и явно направляющегося в лес, провожали недобрые взгляды, недовольный ропот и даже угрожающие жесты. Однако его это нисколько не беспокоило, он все так же посмеивался и ехидно хихикал. Анжелика позавидовала его независимости.

Этот старик внушал ей такое же доверие, как когда-то старый аптекарь Савари. Занимаясь наукой, он давно отринул предрассудки своих единоверцев, которые помешали бы ему заниматься делом его жизни. Когда, идя по лесу, он вдруг начинал приплясывать, тряся в воздухе своими тонкими бледными пальцами, это означало, что он обнаружил среди листвы какие-то цветы или почки и, показывая на них, называл их по-латыни и замечал место, где они растут.

Но разве она, Анжелика, не вела себя так же, когда выходила на сбор целебных трав в лесах вокруг Вапассу?

Она и старый Шепли признали друг в друге родственные души.

И ей было жаль видеть, как он удаляется и исчезает, спустившись вместе со своим индейцем в тенистую лощину, которая вела к реке Андроскоггин.

С холма донесся звон колокола, и верующие направились к meeting-house[8], укрепленному зданию, которое стояло над деревней в окружении вязов. Это была здешняя церковь, однако она служила не только религиозным целям, но и мирским. Сколоченное из толстых досок, оно отличалось от остальных строений только своей маленькой остроконечной колоколенкой, в которой висел колокол, и квадратной формой. Церковь была одновременно и фортом, в котором можно было укрыться в случае нападения индейцев. На ее верхнем этаже стояли две кулеврины, и их черные жерла выглядывали из амбразур по обе стороны от колоколенки, этого символа мира и молитв.

Здесь жители Брансуик-Фолз проводили свои собрания, славили Господа, слушали чтение Библии, решали вопросы, касающиеся дел их маленькой колонии, выговаривали соседям и порицали их, а также выслушивали выговоры и порицания сами.