– Насира.
– Самия.
– Можно мне сигаретку? У меня нет, а я…
– Размечталась! За них такую цену платишь!
– Я возмещу, когда…
– Когда выиграешь в лотерею?
У этих как раз чувство юмора на месте. С ними обеими можно будет столковаться.
Арабка, вздохнув, развалилась на койке, нижней.
– Ладно, держи. Но это в первый и в последний раз, о’кей?
Кивнув, Марианна закуривает. Смакует каждую затяжку. Три недели в больнице, без сигарет. Настоящий ад… Идет к умывальнику, споласкивает лицо холодной водой. Так или иначе, горячей нет. Потом кладет свой тюфяк у стены, под окном.
– Почему тебя тащили вчетвером? – вдруг спрашивает старшая по камере.
– Я их вывела из себя… Та начальница, Симье, хотела засунуть мне палец в задницу.
Вторая, молчаливая, фыркнула.
– И я ей разбила нос…
Восточная принцесса с интересом оглядывает Марианну. Вторая сидит разинув рот.
– Плохо начинаешь! – усмехнулась Насира. – Сразу попадешь в кондей.
– Куда?
– Проехали, до тебя быстро дойдет.
Остаток дня Марианна сидит на тюфяке, в ушах звенит от телика. Можно слушать, но не смотреть. Соседки по лофту объяснили: за просмотр полагается плата. Марианна глядит на дверь с бесстрастным лицом, окопавшись в своем мире, где никто ее не достанет. Пестуя свою боль, свои раны. И приходит ночь. Исподтишка, внезапно. Первая ночь в тюрьме. Первая из длинного ряда. Но этого она еще не знает. Они ведь поймут, что то был несчастный случай, что она не хотела никого убивать.
Через несколько месяцев она выйдет отсюда. Обязательно. Телевизор наконец умолкает, его сменяет храп, какой-то нечеловечески громкий. Тем лучше, никто не услышит, как она ревет.
Вторник, 17 мая
Открыв дверь, Даниэль разглядел Марианну, скорчившуюся на обитой пенопластом скамье.
– Дембель, красавица!
День избавления? Она потеряла счет времени без своего драгоценного будильника.
Собрала скудные пожитки – торопливо, неловко, дрожащими руками. Без кровинки в лице. Десять дней без сигарет, без наркоты. Двадцать три часа в сутки личинкой в мерзком коконе. Она бы не выдержала без химических подпорок, пресловутых разноцветных пилюль доктора Шезо. Доктора Шезо, да. Нарочно не придумаешь… Но от такого массивного употребления таблеток заодно чуть помутился рассудок.
Выйдя в коридор, она ускорила шаги, спеша оказаться наверху. Споткнулась на первой же ступеньке. Нужно бы привести себя в норму, смазать винтики. Даниэль помог ей подняться, она оттолкнула его, довольно резко.
– Эй! Я просто хотел помочь!
– Ну да! Заодно руки распустить!
Он рассмеялся. Она тоже. Не важно, по какой причине.
– Ты знаешь, что у меня пусто? Подумал бы обо мне, перед тем как сваливать!
– По-твоему, я только и думаю что о тебе? И потом, в карцере – никаких наркотиков. Таковы правила! Но я тебе занесу, вечерком… Если, конечно, тебя сегодня отведут в душ!
– Да пошел ты!
– Ну, не ершись, Марианна! Ты такая милая, когда улыбаешься!
– А у тебя, когда ты улыбаешься, совсем похабный вид!
– Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? Твоя деликатность! Изящество, женственность! И речь, подобающая девушке из высших кругов!
– Вот и хорошо! Только приди вечером с пустыми руками, отольется тебе твой отпуск!
Они уже почти выбрались из подвала, когда им навстречу вышла Жюстина.
– Рада снова видеть тебя среди нас, Марианна! – просияла она.
– Дайте хотя бы подняться! Что, скучали без меня?
В присутствии начальника она никогда не обращалась к Жюстине на «ты». Их особые отношения должны как можно дольше сохраняться в тайне. Но Даниэль был не так-то прост.
– Здесь у нас не соскучишься, – ответила надзирательница.