Слизав с пальца последнюю каплю драгоценного напитка, Марианна пожала плечами.

– Ладно, пошли, отведу тебя в душ.

Марианна сняла свитер, кривясь от боли. Все-таки досталось ей накануне. Она задрала футболку, осмотрела синяки. Один под ребрами, другой посередине живота. Какая пакость эта электрическая дубинка! Директор выдал такую начальнику сразу после того, как Марианну перевели в его тюрьму. Для нее специально… Оружие запрещенное, несомненно. Но кому пожалуешься?

Она взяла косметичку с туалетными принадлежностями и направилась следом за Жюстиной к душу, единственному в дисциплинарном корпусе. Ровно десять минут, чтобы смыть скверну прошедшей ночи. Кабинка была чистая, тело и дух возвеселились. Ни запах дешевого геля, ни шампунь, едкий, как растворитель, – ничто не могло это веселье омрачить. Марианна могла провести там хоть целый день.

– Марианна! Прошло уже четверть часа! Пора выходить… Ты не одна, мне и других нужно отвести в душевую!

Она с неохотой закрыла кран, наскоро вытерлась. Задержалась перед раковиной, расчесать короткие волосы, такие же черные, как глаза. Мельком взглянула на себя в зеркало. Лучше не смотреть. Вышла к Жюстине в коридор.

– Выведешь меня на прогулку?

– Марианна, не начинай, пожалуйста. Ты знаешь распорядок не хуже меня.

В дисциплинарном блоке полагалась одна прогулка, после полудня, час, и не более того. Жюстина не уступит, и надеяться нечего. Вот и решетка. Мерзкая камера разинула пасть, словно гигантский членистоногий монстр.

– Посидишь немного со мной? – робко спросила Марианна.

– Пять минут, не больше, – сжалилась охранница.

Это и так сверх ожиданий. Только с ней Марианне было приятно общаться. Женщины уселись рядышком, у стены.

– Ну и вонища же тут! – заметила Жюстина.

– И не говори! Не могла бы ты меня перевести в другую камеру?

– Нет, директор лично приказал тебя запереть здесь… Для острастки, чтобы ты наконец унялась и не нарывалась!

– Ну, поглядим… Плохо он меня знает, этот болван!

Марианна умолкла, насторожилась.

– Слышишь? – прошептала она.

– Что?

– Поезд, что же еще!

Жюстина тоже напрягла слух, и ей показалось, будто она различает отдаленный рокот.

– Как всегда, фанатеешь от рельсов, а?

– Как всегда… Если я когда-нибудь выйду, то первым делом сяду в поезд…

Если выйду когда-нибудь.

– Будешь осмотрительней – рано или поздно выйдешь, – заверила надзирательница.

– Скажешь тоже! Мне тогда стукнет шестьдесят, и на голове ни волоска не останется… Это будет в… две тысячи сорок пятом… Вот хрень! Просто научная фантастика! Две тысячи сорок пятый год…

– Может, тебя выпустят и до того, как тебе исполнится шестьдесят. Если не добавишь еще наград к своему послужному списку!

– И когда? Лет в пятьдесят, ты хочешь сказать? И что это меняет?

– На десять лет меньше; думаю, это меняет все.

Обе замкнулись в долгом молчании, как будто мало им было тюремных стен.

– Еще поезд… – прошептала Марианна. – Товарняк.

– Как ты их различаешь? – удивилась Жюстина.

– Он звучит по-другому, не так, как скорый! Ничего общего…

– Почему ты так любишь поезда?

– Всегда любила… Слушать, как проходит поезд, приятно. Особенно когда сидишь взаперти… Когда я была малявкой, мне только на поезде удавалось немного отъехать от деда с бабкой… В летний лагерь или к тетке. Сбежав из дома в первый раз, я тоже села в поезд… Приятно вспомнить! А ты? Можешь вспомнить что-то хорошее о поездах?

– Ну, ты знаешь, я ездила на пригородном каждый день, когда жила на парижской окраине. Так что для меня это рутина… И потом, воспоминания о поездах не всегда приятные…