Между тем, как следовало из фронтовых сводок, скорой победы над врагом не получалось. Фашистские войска, взломав советскую границу, захватили Вильнюс с Минском и Кишинев, начались бои под Смоленском.

Агитаторы во время политчаса разъясняли, что эти успехи временные, враг будет оставлен, разбит и обращен в бегство. Бойцы этому верили, советская идеология не допускала поражения Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Тем не мене, тревога оставалась.

Выбрав время, Сашка написал домой письмо, мол у него все нормально, жив -здоров, служит в запасном полку. Ответ не заставил себя ждать. В нем мать сообщала, что у них все тоже хорошо. Они со старшим братом работают, сестренка ходит в школу, дед с бабушкой занимаются по хозяйству.

А спустя еще месяц в части случилось ЧП*. Из нее сбежали два бойца-старовера*. Через неделю обоих поймали, обвинив в дезертирстве, и расстреляли за палаточным городком. Из всех рот выделили по десятку представителей, выстроив в две шеренги напротив выкопанной могилы. В их число попал и Александр.

К месту казни беглецов доставили бойцы НКВД* в синих фуражках, во главе с сержантом. Военюрист со «шпалой» в петлицах громко зачитал короткий приговор, сержант отдал команду. Вслед за ней сухо ударил залп, сбросивший осужденных в яму. Назад строй возвращался в угрюмом молчании.

В начале сентября, когда леса украсились позолотой, а в посветлевшем небе к югу потянулись птичьи стаи, роту, в которой служил Александр, разбросали по другим воинским соединениям. Он попал 12-ю стрелковую дивизию, дислоцирующуюся в Благовещенске, а оттуда с еще несколькими бойцами в 198- й полк, расположенный в часе езды от города.

Полковое начальство обратило внимание на крепкого рослого парня, да к тому же со средним образованием и определило его в разведвзвод. Он располагался неподалеку от штаба, туда сопроводил дневальный.

Разведчики жили в трех землянках неподалеку от штаба, спустились по дощатым ступеням в крайнюю. Там, в свете аккумуляторного фонаря, за небольшим столом что-то писал в тетради русоволосый офицер с медалью «За отвагу» на гимнастерке. Ефрейтор, по виду азиат, подбрасывал в потрескивающую буржуйку* короткие полешки.

– Товарищ старший лейтенант! – бросил к виску руку дневальный. – К вам пополнение из штаба.

– А почему один? – подняв на вошедших глаза, отложил в сторону карандаш.

– Не могу знать (пожал плечами).

– Ладно, свободен. А ты садись, – кивнул «пополнению» на табуретку напротив.

Боец тут же исчез, присел на сидение.

– Красноармейскую книжку – протянул взводный ладонь.

Расстегнув верхние крючки шинели, достал из кармана, передал.

Тот, развернув, внимательно прочел все записи.

– Получается из местных?

– Так точно. Дальневосточник.

– Каким спортом занимался на гражданке?

– Бег, лыжи, гимнастика. Сдал нормы «Ворошиловского стрелка».

– Похвально – вернул книжку. – Нургалиев.

– Я! – обернулся от печки ефрейтор.

– Пригласи ко мне Замятина.

– Слушаюсь.

Прикрыв топку, вышел из землянки. Вскоре вернулся с крепким жилистым сержантом.

– Вот, забирай пополнение – кивнул на Пыльцына. – Внеси в список личного состава и поставь на довольствие.

– Только один? – скользнул по тому взглядом.

– Ну да, щас пойду в штаб разбираться.

– Топай за мной, – сказал помкомвзвода.

Землянка, в которую привел, была вдвое больше командирской. По сторонам тянулись двухъярусные нары с матрацами, заправленными солдатскими одеялами. В дальнем конце топилась печка из железной бочки, рядом дощатый стол с двумя лавками. Освещалось все керосиновой лампой.