Затем его рука смещается, и я подмечаю это движение, кончики пальцев покалывает. Но, прежде чем его ладонь поднимается хоть на дюйм, капитан осекается и кладет руку на рукоять меча.

Я снова перевожу взгляд на его лицо.

– Так я и думала, – получив доказательство, хвастливо щебечу я.

От злости его лицо покрывается багровыми пятнами.

– Будь вы моей наложницей, я бы выпорол вас прямо на улице.

– Но я не ваша наложница. И мне жаль бедных наложниц, которые вас обслуживают. Надеюсь, вы щедро им платите, – возражаю я и окидываю взглядом его не слишком привлекательную фигуру.

С мгновение капитан будто взвешивает, сойдет ли ему с рук порка, о которой он упомянул. Я представляю, как он пытается меня наказать, выражение его лица, когда он осознает свою ошибку, как только я прижму пальцы к его коже.

Никому не под силу меня остановить. Ни моим стражникам, ни капитану, ни даже Мидасу.

Я могу отказаться от своего плана выжидать и собирать информацию, от плана побега. Вместо попытки выскользнуть из крепкой хватки Мидаса могу дать себе волю и позволить расцвести этому поселившемуся в груди чувству. Могу разрешить золоту течь с моих пальцев и превращать в твердые предметы любую вставшую у меня на пути преграду.

Это внезапное осознание моих истинных способностей кусает, как самый острый птичий клюв. Я никогда не чувствовала себя такой всесильной или, возможно, никогда по-настоящему не осмысливала свои способности, поскольку меня держали в узде страхи и сомнения, направляемые манипуляциями.

Накажи его, шепчет мне на ухо мрачный голос.

Я едва ощущаю, как поднимается моя рука и стягивает левую перчатку. Не ощущаю, когда ленты начинают струиться по ногам, будто змеи, готовые нанести удар.

Уголки моих губ приподнимаются в легкой непривычной улыбке, и это все, что я могу чувствовать. Это и гулкий призыв тьмы, скрежещущий по черепу.

Я поднимаю руку и целенаправленно показываю оголившимся пальцем. Кровь струится по венам, угол обзора сужается. У меня нет времени останавливаться и размышлять, задумываться, какого черта я творю, потому что эта проклятая богами тьма впорхнула в меня, и больше я ничего не чувствую.

– Что это вы делаете? – настороженно глядя, неуверенно спрашивает капитан.

Я едва слышу его сквозь гул бьющегося сердца, стучащую в висках кровь. Ритм с вызовом бренчит: давай, давай, давай.

Всего одно прикосновение. Больше и не нужно. Я приближаю палец, ленты натягиваются и…

– Вижу, ты проснулась, Золотая пташка.

Порочный, чувственный голос ломает поглощающий меня гнев пополам и выдергивает из состояния, напоминающего гипнотическое.

Медленно, как падают первые капли дождя, я прихожу в себя. Моргаю, смотрю на свою руку, которая повисла в дюйме от хмурого лица капитана.

– Заигрываешь с дозорным на стене?

Я резко поворачиваю голову и вижу короля Ревингера, который вдруг очутился рядом со мной, хотя его приближение я не почувствовала. Его голос стекает по моей спине, и по разгоряченной коже тут же пробегают мурашки.

– Что? – Мой голос звучит изумленно, и я быстро опускаю руку, а противоречивые чувства захлестывают меня как ливень.

Ревингер не обращает внимания на капитана и стражников, склонивших головы, и смотрит на меня зелеными глазами. Сила сворачивается вокруг него спиралью, как туман, повисший над залитым рассветом полем, и я облизываю внезапно пересохшие губы.

– Я могу тебе чем-то помочь? – дразнящим тоном спрашивает он.

Мои щеки заливает румянец по многим причинам, коих не сосчитать. Я почти… а потом он…

Какого черта я собиралась сделать?