Пользовался, оскорблял… и только потому, что тогда я просто выглядела золотой. Я и помыслить не смею, что бы произошло, если бы тогда я не сбежала. Если бы до сих пор находилась в гавани Дерфорт, когда проявилась моя сила, то все для меня обернулось бы еще хуже, и я никогда бы не смогла сбежать. От этой мысли мое тело охватывает дрожь.

Шипы на спине Рипа сжимаются как кулаки, а на его лице тенью повисает непроницаемое выражение.

– А теперь? Тебе кажется, что ты до сих пор должна прятаться, Аурен?

Я уверенно смотрю в его глаза своими золотыми.

– Не спрашивай меня об этом.

– Почему? – возражает он.

– Потому что из-за коварных побуждений хочешь, чтобы я рассказала правду. – Сквозь мою кожу проступает печаль, разочарование ложится на плечи как плащ. – Ты хочешь, чтобы я перестала скрываться и тем самым уничтожила Мидаса.

Его молчание, его неспособность отрицать мои слова говорят сами за себя.

Сначала Мидас, теперь он. Я хочу убежать как можно дальше от любого правителя в Орее, черт бы их побрал, и спрятаться там, где никто из них не сможет меня найти. Сколько еще мне по силам вытерпеть?

Становится все сложнее и сложнее стоять тут, смотреть ему в глаза и ощущать, как мое сердце пронзает сокрушительное разочарование.

– Я хочу, чтобы ты ушел, Рип, – снова произношу я, надеясь, что теперь он прислушается.

– Я говорил, что ты можешь называть меня Слейдом.

– Благодарю, но нет, – резко отвечаю я и с удовольствием замечаю промелькнувшую в его глазах досаду. – Но вместо того я присяду перед вами в реверансе, Ваше Гнилое Величество.

Он сердито смотрит на меня.

– Ладно, я уйду. Если кое-что мне скажешь.

– Что? – с досадой спрашиваю я.

Рип наклоняется так, что наши лица оказываются друг напротив друга, так близко, что я чувствую жар его тела.

– Почему ты кричала?

Я с недоумением смотрю на него, застигнутая врасплох его вопросом.

– Я… я не кричала.

Судя по выражению лица Рипа, я его совершенно не убедила, и мой невнятный ответ не помог.

– Хм. Возможно, это мне стоит достать бумагу и перо, чтобы проследить, сколько было между нами лжи.

Подлец.

– Ты ошибся. Ты не слышал, как я кричала, – вру я, хотя сердце в груди стучит так гулко, что надеюсь, он его не слышит.

По правде, я была сродни загнанному в клетку животному, готовая снести эту дверь голыми руками, когда стражники держали меня взаперти, но признаваться в этом сейчас не готова. Не Рипу.

Рип снисходительно приподнимает бровь.

– Правда? Выходит, мне послышалось, как ты кричишь и умоляешь тебя выпустить?

Дело – дрянь.

Требуется немало усилий, чтобы не обличить свои истинные чувства, особенно когда он стоит так близко.

– Возможно, эта уродливая ветвистая корона сдавила тебе голову, и у тебя возникли проблемы со слухом.

К моему превеликому разочарованию, он ухмыляется. Ненавижу, что при виде этой ухмылки у меня внутри все трепещет.

И хотя между нами едва ли метр, Рип наклоняется вперед, и я задерживаю дыхание. Он крадет весь воздух, и кровь в венах стучит, как дергающаяся на привязи собака.

Стоя вплотную ко мне, Рип наклоняет голову, а свою мне приходится запрокинуть. Мы смотрим друг на друга, и наши скрещенные взгляды полны смешанных чувств без надежды их истолковать.

Что таится в безмолвных, бурлящих глазах этого мужчины? Почему я чувствую, будто меня подавляют изнутри? Рип обладает надо мной властью, которая никоим образом не связана с его аурой, а имеет отношение только к тому, как мой взгляд опускается на его губы, когда он резко втягивает воздух.

Он снова отвечает мне сводящей с ума ухмылкой.