Отец Николай говорил увлеченно.
– Правило у старца Сисоя самое простое: монах с Господом неразлучен ни единое мгновение своей жизни. Руки работают – сердце творит молитву, сердце устало – разум с Господом, разум притомился, глаза читают Священное Писание – и все заново, ибо только так возможно размягчить окаменелое сердце падшего человека.
Уже все иноки смотрели на змею, кусающую башмак схимонаха Антония, иеродиакон Николай говорил и говорил:
– Старец Сисой, поучая, рассказывает о капле и камне. Капля, упавшая на камень, следа не оставит. И миллион капель не просверлят отверстия, а вот через тысячу лет неотступной, нескончаемой работы вода все-таки одолеет камень. И с людьми то же самое. Только непрестанное пребывание с Богом вернет нам первозданную способность любить.
Ахнул.
– Змея!
Схимонах Антоний наклонился – змея в его руке. Посмотрел вокруг, бросил змею вниз по склону – в ручей.
– А ведь это к чему-то! – сказал брат Тимолай.
– Уж не к войне ли? – испугался иеродиакон Николай.
– Навоевались! Вся Россия костылями громыхает.
– Россия далеко! – вздохнул иеродиакон. – У нас свои беды. Греция сцепится с Турцией, а для военных Афон притягательное место. Вот только чьих солдат ждать, православных или басурманов?
Брат Тимолай хватил топором по дереву – срубил.
– Отец иеродиакон, мы на Афон за своим командиром на войну ехали. С врагом всех народов, всех душ – воевать. Русскому человеку от сего врага больше всех достается.
Иеродиакон кивал головою, соглашаясь.
– Когда будете постигать Иисусову молитву, помните: Бог внимает уму и сердцу. Очень худо искать в Иисусовой молитве исключительно одних только внутренних озарений, сердечных восхищений Богом. Помните: в духовном деле, не соделавши предшествующего, нельзя переходить к последующему. Тут, как в телесном возрастании, все идет постепенно и является в свое время, скачки здесь невозможны.
После духовного урока иеродиакон повел тружеников на трапезу в скит.
Суп изумил. Травяной, с креветками.
Замечательно вкусно!
На второе – гречневая каша. И опять с ворохом креветок!
А ведь пятница – пост.
Гусары-иноки стали переглядываться, и отец Николай все понял.
– Креветки – не рыба.
– Еда райская! – одобрили монастырский обед монахи из гусар.
И на послушание.
Вразумление
Отправились, куда кому назначено. И в скит, и в каливу.
Послушание у каждого свое. Брату Антонию – толстую книгу читать.
То, что прочитал до обеда, вызывало тревогу: ждал, когда пойдет неприемлемое. И первые же страницы послеобеденного чтения сразу насторожили.
Отец Иларион напористо утверждал соблазнительное: сущность и действенность молитвы Иисусовой зиждятся на силе призываемого Божественного имени Господа Иисуса Христа. К имени молящийся должен относиться, как к Самому Господу Иисусу, которое есть Сам Он – Господь Иисус Христос.
Такое утверждение показалось брату Антонию неправильным: но дальше удивительно просто. Отец Иларион со светлым чувством любви излагал святоотеческое учение о молитве Иисусовой.
Где согласился, где не согласился, однако игумен просил дать письменный отзыв, что тут было делать? Имя Господа, которое произносится устами человека, такого, скажем, как он, чьи по двиги – убийство, пусть в сражениях, в экспедициях, разве может быть Богом? Разве может имя, которое мыслится человеком, скрывшимся от всего содеянного пусть и в очень святой обители, быть Самим Иисусом Христом!
Но как у Илариона замечательно переданы чувства от созерцания природы родными по духу людьми! Антоний перечитал страницу вслух: