Милли подумала и поняла, что сможет уговорить своих демонов подождать. Недолго, несколько лет, это нестрашно.



В последние годы Эмилия замечала за собой приступы сентиментальности, которые изрядно её пугали как первейший признак старческого слабоумия. Слава богу, орущим младенцам пока не умилялась, но вот смерть мимолётно близкого мужчины уже наводила на мысли о скоропреходящей красоте и быстротечности времени. Даже пара бесценных слезинок скатилась по фарфоровым щекам и упала в стейк медиум вэлл, который она кромсала ножом – выбрала его к обеду по ассоциации. Дела её были не настолько плохи, чтобы утреннее происшествие испортило аппетит, но сам факт печали настораживал. Более того, Эмилия хотела посетить похороны, зрелище обещало быть занимательным. Но это завтра в полдень, а нынче у неё свободный вечер, и раз уж утренняя прогулка оказалась непоправимо испорчена, она решила встретить закат у моря и пойти в северный порт, к яхтам. Жаркая суетливая жизнь кипела на юге, куда стекались торговые суда, а здесь швартовались только лёгкие кораблики богатых и очень богатых людей, работали модные рестораны, играла негромкая музыка, расхаживали нарядные женщины и ослепительные мужчины. Можно сказать, царила относительная благопристойность, насколько она возможна в вольном городе. Эмилии обычно хотелось всё испортить какой-нибудь идиотской выходкой, но сейчас она нуждалась в покое. Сегодня не было сил на эпатаж, и потому весь нонконформизм свёлся к выбору одежды: длинное винно-красное платье, развевающееся на ветру, чересчур поношеное и немного выгоревшее, и тонкая невзрачная шаль из сырого шёлка. Не вполне бродяжка, скорее обедневшая представительница богемы, которая кошелёк не стащит, но и не принесёт ресторану дохода, если займёт столик на веранде – станет полтора часа тянуть свой двойной кофе и вряд ли привлечёт внимание фланирующих мужчин в поиске. А если привлечёт, то наверняка не согласится выпить с кем-нибудь вина, пусть и за чужой счёт. Скучнейшее, в общем, создание, не стоящее второго взгляда.

Эмилия не смогла бы объяснить, зачем нужен этот театр одного зрителя, бессмысленная маскировка и попытка примерить личину, ведь давным-давно прошли времена, когда ей действительно приходилось скрываться и обманывать внимательных соглядатаев. Возможно, теперь это игра с собой, способ посмотреть вокруг чужими глазами и немного отстраниться от собственной личности, госпожи Эмилии Грим, русоволосой женщины, отмечающей тридцать седьмой день рождения уже не первый десяток лет, той, чьё имя в этом городе знают все… все, кто должны знать.

Но сегодня её занимали вопросы попроще: что надеть на завтрашнее мероприятие, какому извращенцу пришло в голову прикончить бедного Ронни и где она сегодня намерена съесть десерт, традиционно заменяющий ей ужин. Диета Эмилии была строгой, но справедливой: кофе и йогурт на завтрак, мясо или рыба на обед, а в конце дня что-нибудь для радости – отец говорил, что без этого аскеза не приносит пользы телу, отвлекает ум и огорчает душу. Сладкое она обожала до самозабвения, злые языки утверждали – в те давние времена, когда о ней ещё смели сплетничать, – что Змейка питается шоколадом и мужскими сердцами. Это была наглая ложь, шоколад Эмилия не любила. Ей больше нравилась карамель.

Вечернее удовольствие следовало выбирать ответственно. Если бы она пошла в южный порт, то купила бы у эрвийских пекарей сладкую, как грех, булочку с изюмом и заварным кремом, и съела её, усевшись прямо на каменную мостовую набережной, наслаждаясь каждой крошкой и наблюдая за быстро исчезающим солнцем. И никакого чая, чтобы концентрация сахара оставалась запредельной.