Вспомнила она и то, как неохотно с постным лицом читал молитвы и крестился Елисей.
– И от целования иконы отговаривал… – вспомнила она очередной эпизод. – Заразная дескать…
Матрена принялась себя ощупывать в тех местах, где железы расположены, что бубонами становятся и с ужасом осознала, что они увеличились.
– Заболела… Господи помилуй! Спас…
Но слова молитвы оборвались на полуслове от пришедшей в голову мысли.
– Заразили… Заразили попы проклятые! Специально! Окончательно извести хотят люд новгородский!
Вспышка ярости, когда хотелось бежать и поделиться своей вестью с окружающими чуть притихла, разум возобладал и Матрена затаилась, внутренне окончательно переродившись.
Съев хлеб с плесенью, она, затушив огонек лампадки под иконкой, упав на колени спиной к «красному углу» и приложив ладони к солнечному сплетению, зашептала:
– Великий Велес! Отец наш! Обращаюсь к тебе я – душа заблудшая, к свету истинному вернувшаяся, спаси меня…
11
Выздоровление Алексея шло трудно, дорогой ценой, но шло, выращенная им плесень все-таки худо-бедно, но работала, подавляя чумную палочку и в какой-то момент он понял, что кризис миновал.
– Ох м-мать…
Стоило только ему попробовать приподняться на локте, как в правом боку словно ножом резанули. Пощупав живот он только мысленно кивнул и скривился.
– Ожидаемо…
Печень увеличилась в размерах, как у алкоголика с многолетним стажем после особенно затяжного запоя. Она явно не справлялась с работой по очистке организма от выделяемых плесенью токсинов. Но он все-таки извернулся и принял сидячее положение.
– Уф-ф…
От предпринятых усилий он аж весь вспотел, тело стало дрожать от слабости, а так же начало мутить от возникшего головокружения и шума в голове. О том, чтобы куда-то в таком состоянии пойти не могло быть и речи. В помещении густо воняло рвотой и дерьмом, это при том, что нос еще плохо работал.
Вошла Матрена с кувшином в руках.
– Елисей!
– Ну и видок у тебя мать… – прошептал он. – Краше в гроб кладут…
Выглядела женщина и впрямь плохо, словно постарела на десяток с лишним лет, серая кожа, под глазами темны круги.
– А ты и вовсе как вурдалак! – засмеялась она сквозь слезы.
– Да уж… кожа да кости… да и кожа…
Только сейчас Алексей отметил сильную желтушность. Неудивительно при едва работающей печени.
«А глаза у меня должны быть сейчас как у дарта Сидиуса…» – невесело усмехнулся он.
– Дай попить… Это вода? А то горечь во рту как от полыни…
– Да, вода… чистая.
Алексей напился.
– Долго я лежу?
– Седмица уже прошла…
– Могло быть и хуже… А ты как? А то видок у тебя и впрямь…
– Тоже заболела, но сразу стала есть твое лекарство, так что убереглась от тяжкой хвори, язвы так и вовсе не появились, только бубоны начали расти, но и они почти сошли.
– Ну и слава богу…
– Слава, – кивнула Матрена, сверкнув глазами.
Алексей краем сознания отметил, что что-то не так, не правильно в поведении женщины, но ему сейчас было откровенно не до копания в странностях. Думалось вообще очень плохо. Хотелось просто подышать свежим воздухом и отмыться. Жопа чесалась просто неимоверно, казалось, что туда кислоты плеснули.
– Как обстановка в деревне?
– Чума накрыла нашу деревню…
Алексей только кивнул. Это было неизбежно после иконоцелования. Да и потом, когда болезнь проявилась у людей более явно, монахи наверняка опять наведывались с чтением молитв и целованием предметов культа, что гарантировало заражение вообще всех.
– Много померло?
– Не очень… Только семья старосты в полном составе преставилась, да еще старики все, да часть совсем малых… – всхлипнула Матрена. – А так я всем твое лекарство давала… кто не хотел есть, те померли, а кто ел – живы.