В голове снова всплыл образ Катиной щиколотки: женская ножка не больше тридцать шестого размера, крашеные в нежно- розовый ноготки и аккуратная, мягкая пяточка. Всей картины даже не портила приличная цветная гематома. А следом другие воспоминания, пятнадцатилетней давности. Тоже щиколотка, но только с небольшой припухлостью и хохочущая Адель, которая подвернула ногу, поднимаясь по лестнице на высоких каблуках. Одно неосторожное движение и она падает со ступеней своего элитного дома прямо в мои объятья. В тот раз она впервые пригласила меня к себе, но только потому что я нес ее на руках. До этого мы встречались уже некоторое время, а она все держала дистанцию, но в тот день стена пала.
Я обещал посмотреть ее ногу, так как постоянно имел дело с растяжениями. Она согласилась. Осмотром ноги дело тогда не закончилось. От щиколотки руки сами поползли вверх, под легкое летнее платье, а дальше…
Черт. Со всей дури пнул по колесу, отчего сигнализация заверещала на весь двор. Похрен, во мне слишком сильно кипели эмоции. Я до сих пор ненавидел тот день. День ненавидел, а Адель… все еще любил…
Гадство, она давно замужем, а меня как в юности от одного ее имени скручивает в жгут. Я ждал надеялся, что когда-нибудь ее забуду, буду жить дальше, но..нет. Те два года, что мы провели вместе остались со мной навсегда. Вросли в подкорку мозга и затаились, иногда все же вылезая и показывая свой мокрый нос наружу. Я ненавидел такие моменты, потому что съезжал с катушек, заливаясь пойлом или выбивая эти мысли из головы в прямом смысле слова.
Это все Катя. Девчонка, вскрывшая ящик Пандоры, вскрывшая незаживающую, гниющую рану в груди. Для всех я давно забыл про Адель, сказал, что после того не верю больше ни в чувства, ни тем более в любовь, но это лишь прикрытие, для моего сердца, в которое я никогда никого не пущу. Там живет только моя Адель. Больше там нет места ни для кого.
Запрыгнул в машину, тут же звоня в охрану. Я искал Турецкого, одного из телохранителей, сильного и опытного бойца, кандидатуру которого утверждал лично, выбрав почти из полусотни претендентов. Он был мне нужен как воздух, которого, кажется, ощутимо стало меньше, но оказалось что боец сопровождает Антона, поэтому не медля, набрал брата.
– С новым годом, Андрей! – послышался в трубке веселый голос на фоне общего гогота.
– И тебя, Тоха. Счастья и всего, что там положено говорить в таких случаях.
Антону явно не понравился мой сдержанный тон.
–Андрей, что случилось? – брат явно куда-то вышел, потому что посторонние голоса стали тише.
– Все в порядке. Можешь мне Турецкого прислать? Знаю, он сегодня с тобой.
– Турецкого? Опять…срыв?
– Нет…надеюсь нет, но мне нужно выпустить пар, так что пусть Турецкий едет ко мне домой и сразу спускается в спортзал.
Антон помолчал несколько секунд. Вздохнул.
– Может, лучше выпьем где-нибудь?
– Не могу. Мне завтра в дорогу.
– Тогда давай я сам приеду? Устроим спарринг?
– Нет, Антон, я тебя бить не буду.
– Но я же…
– Знаю, красавчик-спортсмен, но ты мне на один зуб, прости. Мне нужен Турецкий, он хотя бы в массе не уступает.
– Может все-таки я? – не отступал брат.
– Антон, не донимай! Не хочешь отдавать Турецкого, тогда я спущу пар на улице, стоит только попросить закурить в темном переулке, – сорвался я.
– Не кипятись. Просто в такие моменты мне лучше быть рядом.
– Я взрослый мальчик. Справлюсь сам.
Я бросил трубку и сжал руль с такой силой, что под пальцами затрещал пластик. Катя. Зачем я вообще к ней поперся? Скучно стало? Вот теперь веселись, идиот.