Дэниел оказался великолепным рисовальщиком, и, отдыхая от перипетий любви, обнаженная Тэйра раскидывалась на постели, а он покрывал листы плотной бумаги быстрыми набросками – в карандаше, углем или цветными мелками. Мастерски выписанные эскизы служили как бы официальным подтверждением их физической близости.

У одного из приятелей Дэниел одолжил старенький мотоцикл, и в конце недели они выбирались куда-нибудь за город. Обхватив любимого за пояс, Тэйра по обеим сторонам дороги высматривала укромные уголки: безлюдную рощицу, пустынный берег реки или, на худой конец, густые заросли кустов.

Дэниел водил ее по залам Британского музея, задерживаясь перед наиболее интересными, с точки зрения археолога, экспонатами, читая долгие лекции о покрытых клинописью глиняных табличках из Амарны, о вазах, расписанных сценками, на которых в весьма изобретательных позах представали древнеегипетские мужчины и женщины.

– «Холод желания кожу мою обжигает», – переводил Дэниел строчки сохранившихся на черепке иероглифов.

– А мою – жар, – смеялась в ответ Тэйра и страстно прижималась к нему, не обращая внимания на бродивших по залам посетителей.

Он водил Тэйру в Бодлианскую библиотеку и в музей Соуна – чтобы показать саркофаг Сети I, а она его – в зоопарк, где работала подруга по университету. По ее просьбе подруга вытащила из террариума питона и повесила толстенную змею Дэниелу на шею, от чего он вовсе не пришел в восторг.

К тому времени родители Тэйры уже разошлись, но она была так поглощена своим романом, что и не заметила произошедшего между отцом и матерью разрыва. Окончив университет, Тэйра без всякой охоты начала собирать материалы для диссертации. Она почти не отдавала себе отчета в том, что делает, ее жизнь текла в каком-то параллельном мире, где единственной реальностью являлись лишь отношения с Дэниелом. Она была счастлива.

– Что еще? – спросила она однажды ночью, с трудом переводя дыхание после исступленных занятий любовью. – Что еще мне нужно?

– Что еще тебе нужно? – повторил ее вопрос Дэниел.

– Ничего. Больше ничего.

Когда о своих взаимоотношениях с Дэниелом Тэйра поведала отцу, тот сказал:

– Дэниел – исключительно одаренная личность. Я горжусь тем, что когда-то был его учителем. Вы станете великолепной парой. – Подумав, отец добавил: – Но будь осторожна. Как и каждый гений, Дэниел может оказаться очень тяжелым человеком. Не позволяй ему обижать тебя.

– Этого не случится, папа, – ответила Тэйра. – Не беспокойся.

Вину за то, что это все-таки произошло, в глубине души она возлагала на отца, как если бы его предупреждение и послужило причиной раскола.


Чайный домик «Ахва Вадуд» представлял невзрачное заведение с усыпанным влажными опилками полом и десятком столиков, за которыми пожилые мужчины пили маленькими глотками горячий чай и играли в домино. Дэниела Тэйра увидела сразу: он сидел в углу, склонив голову над доской с триктраком и попыхивая трубкой. Шесть прошедших лет нисколько не изменили его, разве что прическа стала чуть длиннее, а лицо покрыл темный загар. Несколько мгновений Тэйра смотрела на него, чувствуя, как ее начинает охватывать омерзение. Затем она направилась к столику.

– Тэйра! – Дэниел вскинул голову, его темные глаза расширились.

Сделав шаг, Тэйра отвесила ему звонкую пощечину.

– Подонок!

Луксор, Фиванские холмы

Выживший из ума нищий сидел у костра, тыча палкой в уголья. Время от времени ночную тишину разрывал вой бродячих псов. Над склоном холма висел белый диск луны.

В слабых уже язычках пламени нищему виделись древние божества: загадочные фигуры с телами людей и головами диких животных. Один раскрывал пасть шакала, у другого был птичий клюв, лицо третьего напоминало морду крокодила. Химеры эти пугали и очаровывали. Устраиваясь поудобнее, нищий поворочался; его губы шевелились.