В этот краткий миг пробуждения Френсис казалось, что ничего не произошло, но как только она встала, то сразу стало ясно, что шум за окном вовсе не от строительных работ – это сносят остатки разрушенных домов, и в воздухе все еще ощущается запах гари. Затем она вспомнила о Дэви, и к ней вернулась душевная боль, а потом и стыд.

Френсис не помнила, как вчера вернулась в «Вудлэндс». Она проснулась в одежде, простыни были перепачканы. Туфли, которые она скинула, по-видимому уже лежа в постели, валялись рядом с кроватью. Подойдя к зеркалу, Френсис сняла с головы повязку, чтобы осмотреть рану, и обнаружила, что волосы слиплись от грязи и торчат в разные стороны. У нее были каштановые, слегка вьющиеся волосы, которые давно пора было подстричь. Неожиданно Френсис показалось, что она видит в зеркале совсем другое лицо – светло-карие глаза, мечтательный взгляд, знакомая линия губ, тяжелый подбородок – слишком тяжелый, сокрушалась мама и просила ее отрастить волосы, чтобы немного сгладить этот недостаток. Френсис почти ожидала увидеть эту маленькую девочку, но та исчезла, и Френсис снова узнала себя – со следами прожитых лет, впалыми щеками и мелкими морщинками на лбу. Однако теперь она была почти уверена, что в ней по-прежнему живут чувства той, восьмилетней, Френсис, когда пропала Вин, а Иоганнес был арестован. И эти чувства подсказывали ей, что надо было делать все по-другому, правильнее и лучше, а возможно, чего-то не делать вообще. От таких мыслей Френсис разнервничалась. Ей вдруг показалось, что за ней то ли следят, то ли она опаздывает по очень важному делу.

Френсис спустилась на кухню, и первое, что бросилось ей в глаза, – покатые плечи Пэм и тесемки ее фартука, туго связанные бантом на широкой талии.

– Вот она, – энергично заговорила Пэм, оглянувшись. – Собственной персоной! Френсис, дорогая, скажи мне, ты собираешься принять ванну перед работой?

– Перед работой?

– Разве по вторникам у тебя нет дневной смены?

Пэм достала из шкафа тарелку, положила на нее тост и добавила грибов:

– Позавтракай. Я испекла хлеб, но масла не будет до конца недели.

От этих слов у Френсис заурчало в животе. Она присела за стол и с жадностью принялась за еду.

– Который час? – спросила Френсис с полным ртом.

– Около одиннадцати, – улыбаясь, ответила Пэм, вытерла руки и села рядом. – Вторник, если ты не помнишь.

– Одиннадцать? – удивилась Френсис.

Пэм настороженно кивнула:

– Ты проспала почти четырнадцать часов. Вернулась вчера чуть живая, несла всякую ерунду.

Улыбка на лице Пэм дрогнула, и Френсис стала лихорадочно соображать, что же она наговорила.

– Неудивительно, что ты такая голодная. И пить наверняка тоже хочешь – поставлю я чайник.

– Четырнадцать часов? Но Дэви… Мне же нужно… – Френсис попыталась встать, но Пэм, протянув руку, остановила ее.

– Тебе нужно было отдохнуть, а теперь ты должна поесть. И никаких возражений.

Френсис повиновалась.

– Так… если я столько проспала, это значит, что… – Френсис вопросительно уставилась на Пэм.

– Бомбежки не было, – подтвердила Пэм. – Даже сирены не включали.

Пэм снова заулыбалась, и Френсис с облегчением вздохнула.

– Значит, все кончилось. Слава богу!

– Ну, бомбить здесь уже практически нечего, я так полагаю. Люди начали потихоньку возвращаться. Так что мы можем смело считать, что на этот раз пронесло. – Пэм села напротив Френсис. – Как ты себя чувствуешь, дорогая?

– Нормально, но я не могу идти на работу, – ответила Френсис, и брови Пэм поползли вверх от удивления.

– Почему? Станция «Грин-Парк» закрыта – вагон перевернулся на мосту в Броэм-Хейс, я слышала, там рельсы разворотило, но зато работает «Спа». Составы ходят, людям нужно как-то перевозить свои пожитки. Мне вон самой нужно съездить в Вулис, но туда можно будет попасть лишь завтра.