В уголках рта этого смельчака скопилась засохшая слюна вперемешку с пеплом, и взгляд у него был блаженный. Глядя на происходящее вокруг, Френсис размышляла: а что будет после того, как этот необъяснимый восторг иссякнет и для людей, потерявших все свое имущество, наступит еще один день, не предвещаюший ничего, кроме изнурительного труда и забот? Ей с трудом верилось, что все когда-нибудь наладится.
Пэм жила в коттедже под названием «Вудлэндс», который располагался прямо на склоне Бичен-Клифф, неподалеку от Александра-роуд. Подъездного пути к коттеджу не было, только крутая каменная лестница со ступенями, поросшими мхом и колокольчиками. С нее открывался широкий вид на северную часть Бата. Сквозь дымовую завесу был хорошо виден почерневший купол церкви Святого Андрея, стоявшей на Юлиан-роуд в миле отсюда. «Вудлэндс» имел два этажа и был весьма просторным, с многоуровневым садом, где Пэм выращивала всякую зелень и огромные подсолнухи. Она жила здесь одна, с тех пор как в канун нового, 1930 года умерла ее подруга Сесилия. Она просто не проснулась. И утром Пэм обнаружила рядом с собой ее холодное тело. Дом принадлежал Сесилии и после ее смерти отошел Пэм, которая не спешила разделить кров с кем-то другим. Она жила на скромные сбережения, которые достались ей от Сесилии, и отрабатывала четыре смены в неделю в торговом доме «Вулворт», продавая школьницам золотых рыбок, ириски и заколки для волос.
В доме Пэм на каждом подоконнике стояли горшки с цветами – африканская фиалка, бегония, душистая герань. Между горшками россыпью валялись дохлые мухи. Стенные панели были окрашены в зеленые и серые тона. Френсис проследовала за Псом, цокающим когтистыми лапами по паркету в гостиной, прямиком на кухню. Это было ее любимое место в доме – пол выстлан бутовой плиткой, глубокая раковина с вечно капающим медным краном, угольная печь и настенные бра с рифлеными стеклянными плафонами. Год за годом, бесчисленное множество раз Френсис сидела за выскобленным деревянным столом, уплетая вкусняшки, которые пекла Пэм. Булочки со смородиной, миндальное печенье с кокосовой стружкой или сырные лепешки со сливочным маслом – правда, во время войны масло заменил маргарин. Френсис частенько приводила с собой Вин, и та всегда бывала в полном восторге от этих посещений. Вечно голодная Вин. Как-то летом она прямо объелась – Френсис хорошо помнила тот день: разросшийся ревень, кружащие над цветами буддлеи «красные адмиралы» и Вин, которую тошнило в отхожем месте.
Пэм была на заднем дворе, сражаясь с одним из высоких столбов, между которыми у нее была натянута радиоантенна. Столб завалился на одну сторону, и Френсис, бросив сумку у двери, пошла помочь.
– Не могу эту сволочь воткнуть поглубже, – пробурчала Пэм.
– Давай я попробую, – сказала Френсис и, ухватившись за столб, налегла на него всем весом, чувствуя, как тот стал погружаться в землю.
– То, что нужно, молодчина.
– Я пришла погостить у тебя, Пэм. Если не возражаешь.
– Нет, конечно. Ну как, она успокоилась? Мама твоя?
Френсис молча покачала головой, отряхивая руки.
– Да, для нее это тяжело, но я не виню тебя, что ты остаешься. Пойдем чайник поставим. Давненько у меня не было гостей, но я помню, что нужно начинать с чая.
Они сидели на террасе, пили чай, когда солнце стало садиться, расцвечивая золотом стелющийся над городом дым. Над террасой же было чистое небо цвета морской волны. Френсис смотрела вниз на извилистый лабиринт городских улиц. Было практически невозможно проследить путь от начала до конца какой-нибудь одной, конкретной улицы, слишком их было много – великое множество домов, стоявших на разных уровнях. Как она сможет отыскать маленького мальчика в этом нагромождении? Непонятно даже, с чего начать. Всего через пару часов ему полагалось принять очередную дозу фенобарбитала, и Френсис не знала, как скоро станет проявляться эффект этого пропуска. Она не находила себе места от нетерпения и отчаянного желания действовать. Кэрис прогнала ее до того, как она успела завести разговор об организации поисков Дэви, но Френсис все же полагала, что искать они будут – Кэрис, миссис Хьюз и юный Фред. И искать, и чувствовать то же отчаяние, что и она.