Я кивнул:

– Минутку, Дерек. Сейчас иду.

Он вздохнул и вышел из кабинета. Я взял лежавшую на столе визитку и набрал номер Стефани. Телефон у нее был отключен. Накануне я уже пытался ей звонить, но тоже тщетно. Сама она после нашего понедельничного разговора со мной не связывалась, и я решил не настаивать. Где меня искать, она знала. В общем, я сказал себе, что Дерек прав, нет никаких причин сомневаться в выводах расследования 1994 года, и с легким сердцем спустился к коллегам в кафетерий.

Но через час, вернувшись в кабинет, я обнаружил факс от полиции штата из Ривердейла, в Хэмптонах: пропала молодая женщина, Стефани Мейлер, журналистка тридцати двух лет. С понедельника о ней ничего не известно.

У меня кровь застыла в жилах. Я вырвал бумагу из аппарата и схватился за телефон – связаться с отделением в Ривердейле. Полицейский на том конце провода сообщил, что сегодня после обеда к ним приходили родители Стефани Мейлер. Они беспокоятся, что дочь с понедельника не проявлялась.

– Почему родители обратились напрямую в полицию штата, а не в местную полицию? – спросил я.

– Они обращались, но, похоже, местная полиция не восприняла их всерьез. Вот я и решил связаться с уголовным отделом. Может, это все ерунда, но уж лучше я вам сообщу.

– Правильно сделали. Я этим займусь.

Я немедленно позвонил матери Стефани. Она сказала, что очень волнуется: последний раз они с дочерью разговаривали в понедельник утром, и с тех пор тишина. Мобильник Стефани отключен. Подруги тоже не могут с ней связаться. В конце концов она с местными полицейскими отправилась на квартиру к дочери, но там тоже никого не было.

Я помчался к Дереку в административный отдел.

– Стефани Мейлер, та журналистка, что приходила в понедельник, она исчезла!

– Ты что городишь, Джесси?

Я протянул ему факс.

– Смотри сам. Надо ехать в Орфеа. Посмотреть, что там происходит. Это не может быть совпадением.

Он вздохнул:

– Джесси, ты вроде собирался уходить из полиции?

– Не сейчас, через четыре дня. Четыре дня я еще коп. Стефани, когда мы с ней виделись в понедельник, говорила, что у нее назначена встреча и что она получит недостающие детали своего расследования…

– Передай дело кому-нибудь из своих коллег, – предложил он.

– Даже не заикайся! Дерек, эта девушка уверяла меня, что в 1994 году…

Он перебил меня:

– Мы закрыли дело, Джесси! Все в прошлом! Какая муха тебя укусила? Зачем тебе непременно надо опять во все это влезть? Ты что, вправду хочешь пережить это заново?

Жаль, что он не хочет мне помочь.

– Значит, не поедешь со мной в Орфеа?

– Нет, Джесси. Прости, но ты, по-моему, совершенно спятил.


Короче, в Орфеа я поехал один. Первый раз за двадцать лет. После того убийства четырех человек я туда не возвращался.

Дорога от окружного отделения полиции штата занимала примерно час, но я, чтобы не соблюдать скоростной режим и выиграть время, включил на своей немаркированной машине сирену и маячок. Выехал на 27-ю автостраду и, свернув на Риверхед, двинулся на северо-запад по 25-й. Шоссе на последнем отрезке рассекало роскошный пейзаж, петляло среди пышной лесной зелени и прудов с россыпью кувшинок. Вскоре я добрался до ровного и пустынного 17-го шоссе, упиравшегося в Орфеа, и полетел по нему стрелой. Громадный дорожный щит возвестил, что я у цели:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОРФЕА,

ШТАТ НЬЮ-ЙОРК!

Национальный театральный фестиваль, 26 июля – 9 августа

Было пять часов вечера. Я въехал на Мейн-стрит, главную улицу Орфеа, полную зелени; череда ресторанов, террас и магазинчиков сияла яркими красками. Мирная, отпускная атмосфера. Близилось Четвертое июля