– Нет, капитан! Мы не разговаривали, честное слово!

Я помахал детализацией звонков и шлепнул ее на стол перед ним.

– Перестаньте врать, здесь написано: вы разговаривали 20 секунд.

– Нет, мы не разговаривали! – воскликнул Шон. – Она мне звонила, это правда. Два раза. Но я не ответил! На второй раз она мне оставила голосовое сообщение. Соединение в самом деле было, как тут и написано, но мы не разговаривали.

Шон не лгал. Порывшись в его телефоне, мы обнаружили сообщение, полученное в понедельник в 22.10, длиной 20 секунд. Я нажал на кнопку прослушивания, и в динамике вдруг зазвучал голос Стефани.

В ее голосе сквозила паника.

– Я тогда не стал слушать это сообщение, – объяснил Шон. – Думал, опять какие-то сопли. Прослушал в итоге только в среду, когда в полицию пришли ее родители и за явили, что она пропала. Я не знал, что мне делать.

– Почему вы ничего не сказали? – спросил я.

– Побоялся, капитан. И еще мне было стыдно.

– Стефани считала, что ей угрожают?

– Нет… Во всяком случае, ни разу об этом не упоминала. Она тогда первый раз сказала, что ей страшно.

Переглянувшись с Анной и Гулливером, я сказал:

– Шон, мне нужно знать, где вы были и что делали в понедельник около десяти вечера, когда Стефани пыталась с вами связаться.

– В баре был, в Ист-Хэмптоне. У меня там приятель управляющим, мы с друзьями сидели. Весь вечер. Я вам всех назову, можете проверить.

Несколько свидетелей подтвердили, что в тот вечер, когда Стефани пропала, Шон находился в указанном баре с семи вечера до часу ночи. В кабинете Анны я написал на магнитной доске загадку, которую загадала Стефани: “Что было перед глазами и чего мы не увидели в 1994 году”.

Поскольку ей явно хотелось попасть в полицейский архив Орфеа, чтобы ознакомиться с расследованием убийств 1994 года, мы отправились туда. Без труда нашли большую коробку, где должно было храниться нужное досье. Но, к нашему великому изумлению, коробка оказалась пуста. Досье исчезло. Внутри лежал только пожелтевший от времени листок бумаги, на котором было напечатано на пишущей машинке:

Будто в начале квеста.

В нашем распоряжении был один-единственный конкретный факт: звонок из “Кодиака” сразу после того, как Стефани ушла. Мы поехали в ресторан. Нас встретила та самая официантка, которую мы допрашивали накануне.

– Где у вас телефонная кабина? – спросил я.

– Можете воспользоваться телефоном на стойке, – ответила она.

– Вы очень любезны, но я бы хотел взглянуть на телефонную кабину.

Она провела нас в глубину ресторана, где находились два ряда вешалок на стене, туалеты, банкомат, а в углу – таксофон.

– Здесь есть камера слежения? – спросила Анна, разглядывая потолок.

– Нет, в нашем ресторане вообще нет камер.

– Кабиной часто пользуются?

– Не знаю, тут у нас вечно проходной двор. Туалеты для посетителей, но всегда кто-нибудь заходит и невинно спрашивает, есть ли у нас телефон. Мы отвечаем, что есть. Но кто же знает, в самом деле они хотят позвонить или им приспичило. Сейчас ведь у всех мобильники, верно?

В эту самую минуту у Анны зазвонил телефон. Невдалеке от пляжа нашлась машина Стефани.

Мы с Анной мчались на огромной скорости по Оушен-роуд: она отходила от Мейн-стрит и вела к пляжу Орфеа. В ее конце находилась парковка, где купальщики оставляли машины на любое время и как попало. Зимой здесь стояли лишь автомобили редких любителей прогулок и отцов семейства, при ехавших с детьми запускать воздушных змеев. Заполняться она начинала весной, в солнечные дни. А в разгар жаркого лета ее с раннего утра брали с бою; удивительно, сколько машин умудрялось туда набиться.