Веду ладонями по грудным мышцам вниз, к косым мышцам живота. Медленно, неторопливо, то полностью касаясь тела ладонями, то царапая кожу кончиками ногтей. Добираюсь до брючного ремня, слегка оттягиваю и щелкаю по нему пальцем.

— Яна, пожалуйста, — из мужского горла вырывается полный отчаяния стон, а я испытываю даже нечто вроде удовольствия, наблюдая за ним. Сашины глаза плотно закрыты, лицо искажено какой-то адской смесью муки и страсти.

Его руки все-таки ложатся на мою спину, ползут от поясницы вверх, потом зарываются в волосы. И тут я понимаю, что моя игра идет не по плану. Потому что я чувствую то, чего не должна.

Я откровенно любуюсь этим подкачанным телом, которое не портят даже шрамы. Провожу пальцем по белесому шраму от аппендицита, который Сашка заработал себе в шестнадцать, и по короткому шрамику на плече, которое он распорол после падения с велосипеда. Надо же, столько лет прошло, между нами выросли горы ненависти, злости и обид, а я помню такие мелочи.

Мне нравится гладкость и бархатистость кожи, а жар, исходящий от нее, буквально обжигает ладони. Огромная горячая волна поднимается по рукам и растекается по телу, согревая его.

Так странно, все эти годы я чувствовала себя изнутри словно вымерзшей, оледеневшей. А сейчас весь этот лед шипит и трещит, грозя превратиться в воду и затопить меня с головой. И я никак не могу понять, хорошо это или плохо.

Моя правая ладонь снова перемещается ему на грудь и я вздрагиваю, ощущая, как мощно бьется мужское сердце. Громко, часто, надрывно. Оно словно толкается в мою ладонь, пытаясь вырваться из плена ребер, чтобы быть ближе ко мне.

Значит, все-таки есть оно у него, думаю про себя с горечью. Попади это сердце сейчас мне в руку, я бы не щадя сжала ее, выпуская ногти в нежную плоть. Пусть прочувствует на себе, что значит сшивать клочки сердца и души в единое целое.

— Представил, — раздается сверху глухой голос. И он заставляет меня встряхнуться от странного ступора, в который я впала. Так, ладно. Пора заканчивать этот цирк.

— Хорошо, — притягиваю его голову к себе и шепчу на ухо: — Тогда представь и другое. В одно утро твоя жена возвращается домой на рассвете, вся в засосах и синяках, потрепанная, без нижнего белья. Только что вылезшая из-под другого мужика. Ты как себя вести бы стал?

Тут же ощущаю, как напрягаются его мышцы, а руки сжимаются в кулаки. Отлично. Эффект достигнут. Резко его от себя отталкиваю и отхожу назад на несколько шагов.

— УБИЛ БЫ!! — о, это не просто крик, это самое настоящее рычание разъяренного зверя. Лицо искажено гневом, желваки так и ходят, кадык судорожно дергается.

— Вот. Что и следовало доказать, — развожу руками

— Его бы я убил, за то, что посмел тронуть мое.

— Да? — усмехаюсь. – Ну ладно, угробил бы соперника. А со мной что? Неужели бы взял и погладил по головке?

И молчание. Долгое и тяжелое. Ковалевский сразу как-то сдувается и сверлит меня мрачным взглядом. Тут и ответа ждать не нужно.

— Ты бы тоже такое не простил. Так что не обзывай Костю мудаком, если сам такой же. Я бы даже сказала, что ты гораздо хуже.

Демонстративно беру со стола салфетки и вытираю руки, которыми пару минут назад его касалась, почти ласкала. А потом, бросив ту на стол, еще и о джинсы вытираю ладони, стараясь взглядом передать свое послание.

И да, он прекрасно все понял. Понял, что я зеркалила его действия и слова. Побледнел, отшатнулся, посмотрел на меня взглядом безнадежно больного человека и отвернулся к стене.

— Ты права, — выдал наконец. — Я ничем не лучше него.