Дмитрий и Савелий появились на «жабе» около девяти вечера. Под стенами клуба отдыхали от скачек несколько подростков, покуривали, вяло общаясь, но смачно матерясь.
Сперва осмотрелись в предбаннике с широко распахнутыми дверями в зал. За столиком шла бойкая торговля соком. Девушка-буфетчица предлагала на выбор два вида яблочного сока, оба в одинаковых кувшинах и одинаковые на цвет: двадцать копеек стакан и семьдесят. Большинство брало тот, что за семьдесят. Взяли этого сока и оперативники. Оказалось – «сухарь», причем разбавленный водой чуть ли не наполовину.
– Ныряем? – предложил Савелий.
– Только танцев не надо.
В зале горели кварцевые лампы. Лиловый свет выхватывал ослепительными пятнами лишь светлые детали интерьера, как то: зубы, белки глаз и фосфорически-белые рубашки танцующих. Перекрывая ликующую «Феличиту», надрывался диск-жокей Стёпа, нёс он, по правде сказать, сущий бред. Опера примостились у стеночки, послушать кто, что, о чем.
Ждать пришлось долго. Выпитый «сухарь» уже успел выйти десятым потом, когда наконец-то прозвучало слово «косячок». Трое поддатых парней вывалились в предбанник, а оттуда на улицу.
Детки зашли через широкий пролом в заборе на территорию ЖБК и, не особенно таясь, обсуждали детали предстоящего дела: что за зелье – «драп» или «маца»?
– «Маца», конечно, за кого ты меня держишь.
– А откуда?
– Индийская конопля.
– Не гони, Воха, откуда индийская…
Воха уже разминал в руке косячок, когда Савелий резко вырулил из-за забора и схватил его за эту самую руку, плотно зажав между ладоней.
– Так, чем мы тут занимаемся? «Пыхнуть» решили? А ну, пошли на свет.
Вся троица послушно вернулась к входу, под яркий свет фонаря.
– Дима, проверь у этих карманы, – деловито распорядился Савелий. – Ну, молодые люди, сразу расскажем – где брали, у кого, как часто употребляем наркотик?
– Да мы здесь вообще ни при чем, – сообщил приятель Вохи. – Мы даже спиртного не употребляем.
Дмитрий уловил интонацию высокомерного презрения. Пробежал взглядом по юнцу – бритые виски, косой чубчик, джинсы обвешаны разнокалиберными английскими булавками и буржуйскими брелочками. «Да, детки козырные». Наконец-то, впервые за весь этот тягучий, душный и бестолковый день он ощутил прилив воодушевления.
– В самом деле? А лет сколько? – поинтересовался он.
– Лет – шестнадцать, – сообщил молодой человек.
– А перегар откуда?
– Бутылочку пивка выпил, что такого? – так же вежливо-нагло отвечал тот. – А наркотики, товарищ, мы ни-ни. Нам комсомол запрещает.
– Это он курить хотел, – ткнул в сторону Вохи второй приятель. – А мы просто за компанию вышли, свежим воздухом подышать.
– Одну минуту, Славик, – Дмитрий взял парня под локоток.
– Только без рук, пожалуйста, – успел сказать тот, когда Дмитрий, заломив ему руку за спину, повел за забор.
Разбираться – с уликами или без оных – с сынком высокопоставленного папаши было, конечно, чревато неприятностями. Но в Савелии Дмитрий не сомневался, если что – прикроет. Поэтому, поставив оболтуса перед собой, с легким сердцем зарядил ему два раза в грудину. Юноша стукнулся спиной об забор и, неожиданно перейдя на шепот, попросил:
– Не надо. Пожалуйста.
– Дуй отсюда, козёл, – приказал Дмитрий. – Вот туда.
Он указал в сторону корпусов завода.
– Хорошо, я понял, – прошептал тот и канул во мрак.
Дмитрий выждал пару минут и, вернувшись обратно, поинтересовался у первого вохиного приятеля:
– Что ты мне про комсомол заливал? Может, ты и нашу партию не любишь?
Наверное, юноша вообразил, что его дружбан уже валяется избитый под забором, поэтому лишь сглотнул слюну и ничего не ответил.